Отступники

Сотни игроков находят нового работодателя, десятки клубов меняют едва не весь состав, а истории с переходами всяческих «звезд» затягиваются на месяцы, превращаясь в трансферные саги. Это время, когда клубы более всего уязвимы перед капризами своих ключевых игроков. Кто-то вострит лыжи, а кто-то шантажирует руководство, пытаясь выбить улучшенный контракт; одни угрожают уходом, требуя усиления состава, а другие просто бесятся с жиру. 

 

И во всей этой суматохе условный Арсен Венгер, отпустив очередного ведущего исполнителя, с ностальгией вспомнит о времени, когда последнее слово всегда было за клубом, а менеджеры были вершителями судеб футболистов. Это было время до футбольной революции. Революции, не имеющей ничего общего с происходящим на футбольном поле. Начатой и завершенной двумя людьми, разделенными временем и пространством, действовавшими из разных побуждений и не подозревавшим о масштабах последствий своих поступков. Имя одного из них Джордж Истэм, другого – Жан-Марк Босман.

 

В день, когда в предместье Льежа на свет появился Жан-Марк Босман, в Лондоне на Хайбери Арсенал принимал Эвертон. Тот Арсенал, под руководством легенды Вулвз и сборной Англии Билли Райта, звезд с неба не хватал, а через год завершил сезон на 14-м месте,  рекордно низком за 36 лет. Но в тот день Канониры провели классный матч, победили со счетом 3:1, а лучшим игроком был назван 28-летний инсайд Джордж Истэм. На следующее утро Times писала о нем: «На тоненьких спичках, служивших ему ногами, Истэм был порывом ветра, за которым Эвертон не мог угнаться. Он всегда готовил какой-то сюрприз, и отдавал неожиданные передачи с поразительной легкостью. Его присутствие поднимало игру на высший уровень». 

 

Другими словами, Истэм был по-настоящему хорош. С 1962-го по 1966-й он вызывался в национальную сборную, был не только игроком основы, но и капитаном Арсенала, и титулатура Истэма скудна лишь в силу того, что его клубы в то время переживали не лучшие времена. Первый клубный титул он взял уже на закате карьеры, со Стоком в 1972-м, обыграв в финале Кубка Лиги легендарный Челси Дэйва Секстона с Питером Бонетти, Чарли Куком и Питером Осгудом. С первого взгляда его и Босмана – игроков разных эпох, стран и уровня – объединяет разве что позиция на поле, оба были полузащитниками атакующего плана. Но помимо этого Истэм и Босман повлияли на развитие профессионального футбола больше, чем кто-либо другой. Оба проявили твердость в защите своего права и в итоге стали революционерами поневоле. Однако если бельгиец уходит в историю как несчастный бунтарь и нарушитель спокойствия, то уроженец Блэкпула – как гениальный игрок и кавалер Ордена Британской империи.

 

 

Причиной тому, очевидно, стали различные предпосылки для футбольной карьеры. Босман был сыном шахтера и воспитывался в маленьком доме, чьи чердачные окна выходили на стадион льежского Стандарда. И с детских лет он загорелся мечтой стать не просто игроком местной команды, но футбольной звездой. И ради этой мечты он был готов пожертвовать многим. Например, в 17 лет он бросил школу, однако учитывая, что к тому времени он уже был капитаном бельгийской молодежки, перед ним, казалось, открываются весьма неплохие перспективы. Через год он и в самом деле подписал контракт со Стандардом, приблизившись к мечте на расстояние вытянутой руки.

 

Истэм же родился в футбольной семье. Его дядя провел более 20-ти лет футбольной карьеры, 12 из которых отдал Ливерпулю, а его отец до войны даже сыграл за сборную Англии, а позже работал тренером. Как раз под руководством отца в середине 1950-х Истэм и начал свою профессиональную карьеру. В отличие от Босмана, стать звездой он никогда не мечтал. Для него футбол был попросту работой, которая имела определенные преимущества. Отец тренировал скромный североирландский Ардс, и, выступая за полупрофессиональное детище своего отца, юноша выучился на столяра, а чуть позже, уже в Белфасте – на слесаря-механика. «Я вставал в шесть утра, уходил на работу, в шесть вечера возвращался и шел на тренировку». Поэтому когда в 1956-м Ньюкасл предложил ему профессиональный контракт, он согласился без раздумий.

 

В Ньюкасле он провел четыре довольно неплохих сезона, однако на протяжении всех четырех лет Истэм был не в ладах с руководством клуба. Сороки неохотно отпускали его играть за молодежную сборную, да и дом, предоставленный ему клубом, он считал непригодным для проживания. Также игрок остался недовольным дополнительной работой, найденной для него Ньюкаслом. Поскольку после обеда тренировок не было, Истэм имел возможность заняться дополнительным заработком. Получаемые им 20 фунтов в неделю хотя и были неплохими деньгами (среднестатистическая зарплата составляла тогда 14 фунтов), однако в летние месяцы игроки не получали зарплату в полном размере.

 

 

Именно сумма в 20 фунтов в неделю составляла потолок зарплаты английского профи в 1960 году. Потолок зарплат был учрежден еще в конце XIX века для того, чтобы большим клубам было не так легко переманивать лучших игроков у других, предлагая лучшие финансовые условия. На самом деле он был на руку всем, поскольку это было хорошей причиной не платить своим ведущим игрокам больше определенной суммы (тогда – 4 фунта в неделю), и сэкономить, скажем, на реконструкцию стадионов, которую многие клубы затеяли в начале 1890-х. Якобы той же цели, поддержке слабых клубов и поддержанию конкурентоспособности чемпионата, служило еще одно правило, более значимое, чем ограничение зарплат – введение системы удержания и трансферов.

 

Суть этого правила состояла в том, что, подписывая контракт с футболистом, клуб получал в свое распоряжение его разрешение на трудоустройство в профессиональном футболе. И если контракт истекал и клуб с игроком не собирались продолжать сотрудничество, последний мог отдать разрешение игроку, но также был вправе оставить его себе, не выплачивая ему при этом зарплату. То есть клуб мог удержать у себя футболиста, даже если его контракт истек, а его хочет подписать кто-то другой. Когда клубы сообразили, какой властью они обладают благодаря системе удержания и трансферов, они начали требовать деньги у желающих приобрести их игроков взамен на разрешение футболистов на работу. Так возникло понятие трансферной стоимости.

 

Если на рубеже позапрошлого и прошлого столетий футболист мог обойти систему, трудоустроившись в клубе Южной футбольной лиги или в Шотландии, то в середине прошлого века он был практически заложником воли своего работодателя. К тому времени правила об удержании и трансфере игроков действовали почти в каждом чемпионате, и их взаимно придерживались на международном уровне. Когда в 1950 году Нил Франклин вопреки контракту со Стоком сбежал в Колумбию играть за Боготу, то вскоре был вынужден вернуться в Англию, где отбыл годичную дисквалификацию, и больше не вызывался в сборную страны. Единственным выходом из этого круга было завершение профессиональной футбольной карьеры и переход на «гражданскую» работу.

 

Контракт Истэма с Ньюкаслом истекал в июне 1960-го. За несколько месяцев до этого футболист сообщил руководству о том, что не намерен его продлевать, и попросил разрешение на переход в другой клуб. Ньюкасл отказал – они не хотели терять одного из лучших игроков команды. У полузащитника было два варианта – либо сдаться и продлить соглашение с Сороками, либо перейти на другую работу. Весьма неожиданно Истэм выбрал второе. Он собрал вещи и отправился на юг, где занялся производством корковой пробки. Ньюкасл полгода ждал  возвращения футболиста, пока не понял, что дело гиблое, и дал разрешение на трансфер в Арсенал за 47,5 тысяч фунтов.

 

 

За несколько лет до этого стало ясно, что правило потолка зарплат и система удержания и  трансферов себя изживает. Нередко случалось, что солидные клубы попадались на том, что поверх зарплаты тайно платили своим игрокам дополнительно, не говоря уже о всяческих привилегиях. Попавшимся игрокам светила дисквалификация, а их делами занимался профсоюз футболистов, который пытался вести борьбу с системой еще с начала века. Например, в 1957 году профсоюз вел долгую, безуспешную, но получившую хорошую огласку борьбу за права игроков Сандерленда. С каждым таким делом близился конец правила о потолке заработной платы. И зимой 1961-го, когда возникла реальная угроза общей забастовки футболистов, Лига согласилась на его отмену. Мгновенно зарплата звезды Фулхэма Джонни Хейнса выросла до 100 фунтов в неделю, в семь раз больше среднестатистической зарплаты футболиста.

 

Вдохновленный этим успехом, профсоюз решил добить систему, выступив за отмену пункта об удержании и трансфере. Это дело дошло до суда, и им нужен был истец, идеальной кандидатурой на место которого был Истэм. Джордж к тому времени уже получил все, что хотел – он играл в Арсенале и получал больше денег, но, несмотря на это, согласился выступить в суде. Он подал жалобу на Ньюкасл в связи с тем, что клуб мешал ему зарабатывать на жизнь своей профессией. И летом 1963-го, за год до рождения Босмана, Канцлерское отделение Высокого суда правосудия вынесло свое решение. Судья Ричард Уилберфорс стал на сторону Джорджа Истэма, признав систему удержания разрешения футболистов на трудоустройство слишком жесткой.

 

Уилберфорс (праправнук Уильяма Уилберфорса, человека, запретившего работорговлю в Англии) посчитал, что такое положение дел вредит профессии и что по истечении контракта клуб должен либо предложить игроку новый, удовлетворяющий его требования, либо выставить того на трансфер. Представители лиги приводили те же аргументы, что и более полувека назад: эта система защищает малые клубы от потери ключевых игроков без адекватной денежной компенсации, и что они, зная ситуацию лучше, уверены, что все это делается в общих интересах игры. Однако судьи увидели в системе лишь бесчинство работодателей над плохо организованными работниками.

 

Теперь контракты с каждым игроком заключались на индивидуальных условиях. В конце каждого сезона клубы были должны подавать списки игроков, которых они готовы выставить на трансфер. Те футболисты, которых клуб не желал продлевать, но не внесенные в этот список, автоматически становились свободными агентами без какой либо привязки к старому работодателю. Если раньше клубы заключали контракты почти исключительно на годичной основе, теперь нормой стали контракты, заключенные на три года. Таким образом, было повалено два столпа английской системы: потолок зарплат и привязанность игрока к одному конкретному клубу. Оставались еще суммы трансферов, которые клуб устанавливал только по истечению срока контракта. Поскольку определение суммы отступных не было обжаловано в суде, этот пункт пережил «бунт Истэма», и просуществовал еще несколько десятков лет, до момента, когда началось падение одного некогда перспективного бельгийского полузащитника.

 

Проведя в Стандарде, клубе своей мечты, пять лет, Жан-Марк Босман не стал ни звездой, ни даже основным игроком, и в 1988-м перешел в соседский Льеж. Но и там у него не заладилось, и когда спустя два года его контракт подходил к концу, ему предложили новый, на намного худших условиях. Худших настолько, что Босман предпочел согласиться на приглашение Дюнкерка из французской Лиги 2. Льеж выставил игрока на трансфер, однако за требуемую бельгийцами сумму (около 3 млн евро) приобретать полузащитника никто не пожелал и они договорились с Дюнкерком о годичной аренде стоимостью 1 млн франков. Однако впоследствии льежцы засомневались в наличии у французов средств для аренды, и слишком долго тянули с переходом.

 

Дотянули до того, что 1 августа 1990-го, когда стартовал новый сезон, Босман оказался безработным, несмотря на то, что свой контракт со Льежем он выполнил и нашел себе нового работодателя. Игрок был настолько зол на клуб, что подал на него в суд. Но выступил он не только против системы трансферов, но и против других ограничений. Например, лимита на легионеров, из-за которого ему было сложнее найти работу заграницей. Сначала противником Босмана в суде был только Льеж, потом – Бельгийский футбольный союз, а в итоге – УЕФА. Каждый раз суд признавал его правоту, и каждый раз оппоненты подавали апелляцию. В конце концов, после более чем пяти лет судебных разбирательств, дело дошло до Европейского суда, и футбольная система дрогнула.

 

Spiegel даже писал, что УЕФА предлагал Босману 2 млн евро за отозвание иска. Как бы там ни было, все зашло слишком далеко, бельгиец прекрасно понимал, что карьеру уже не возобновить и просто стремился доказать свою правоту. К тому же теперь за ним стоял международный футбольный профсоюз, который нашел себе «нового Истэма». И 15 декабря 1995 года суд в Гааге признал антиконституционной всю трансферную систему, действующую на территории ЕС. Однако дело Босмана стало как раз тем случаем, когда, доказав собственную правоту, он не получил счастья. Экс-игрок Стандарда нынче живет на социальную помощь, страдает от депрессии, пережил два развода и тяжелую форму алкогольной зависимости.

 

Себя он считает не победителем, а жертвой. Зарплаты игроков резко подскочили и продолжают расти до сих пор. Другие стали богатыми, Босман не получил ничего. Вероятно неделю назад, услышав в новостях о том, сколько сотен тысяч евро Гарет Бейл будет получать в Мадриде, он, сделав глоток из бокала, и глядя куда-то в пустоту в очередной раз подумал о том, как же несправедлива жизнь. «Я будто отдал кому-то выигрышный лотерейный билет и не получил с него ни копейки».

 

Джордж Истэм, которому на днях исполняется уже 77, как и Босман, за игровые годы не смог накопить состояние, однако не считает, что кто-то ему что-либо должен: «Зачем отравлять себе жизнь? Нельзя вечно возвращаться к таким вещам». Случись чудо и выиграй сборная Англии ближайший чемпионат мира, трудно себе представить, что Уэйн Руни или Джо Харт когда-нибудь продадут свои медали, чтобы оставить что-то в наследство своим детям. Но именно с этой целью несколько лет назад Истэм пустил с молотка свою медаль чемпиона мира 1966-го. 

 

Наверное, в отношении двух революционеров футбола к исходу своей борьбы и кроется причина, по которой уроженец Блэкпула вошел в историю как гениальный игрок и кавалер Ордена Британской империи, а бельгиец – как несчастный бунтарь и возмутитель спокойствия.

 

В тексте использованы фото dailymail.co.uk, 11freunde.de.

 

Андрей Курдаев, Football.ua