Черный жемчуг

Слагая оды футбольным легендам, мы зачастую забываем о самом значении слова «легенда» и обесцениваем его, используя направо и налево применительно к любому, кто оставил большой или не очень след в истории великой игры. Их достижения, их игра – она вот здесь, перед нами, и сейчас, в век высоких технологий и вседоступности информации, создавать легенды, передавая информацию из уст в уста, уже не получается.  

Настоящая легенда – это когда вопросы возникают по поводу самой даты рождения. Именно так и произошло с Ларби Бен Бареком, которого на чествовании ФИФА с десяток лет назад именовали одним из величайших приемных сынов Франции.  В такой себе «зал славы» лучшего марокканского футболиста в истории ввели лишь спустя шесть лет после его смерти, да еще и назвав «французским сыном».  Что говорить, если даже Пеле произнес легендарную фразу уже после того, как след звезды Марселя тридцатых годов пропал в безызвестности, а попытаться его отыскать никто не решился.  «Если я Король футбола, то Бен Барек – его бог».

Бен Барек – не жертва политических режимов, не ущемленный европейцами араб, а, скорее, жертва своего времени.  Времени скудной видеохроники, минимального количество спортивной прессы и, конечно, второй мировой войны, когда футбол ушел на задворки жизненных ценностей. Но реакция очевидцев, обзоры матчей французского и испанского первенств, говорят о Бен Бареке, как о великолепном атакующем полузащитнике – блестящий дриблинг, огромная скорость, мощный удар, кошачья ловкость и не покидающее спокойствие.  Кто-то из обозревателей прозвал его «Черный Жемчуг», навеки закрепив это прозвище за первым арабским футболистом из Африки, ступившим на европейскую футбольную землю.

Его стойкий и непокладистый характер прошел свое становление в трущобах Касабланки. Сирота, воспитываемый бабушкой, он практически все свободное время проводил в близлежащей округе, которую местные по-простецки именовали «домом».  В двадцатых-тридцатых годах рождение футболистов национального масштаба в босоногой игре с соседями было привычным делом, а потому так называемые «скауты» местных команд спешили отобрать наиболее техничных футболистов.  Несомненно, играя без обуви и не под присмотром родителей, Бен Барек учился подходить к футболу более авантюрно, изобретательно, что было замечено командой Идеал из его родной Касабланки, в основе которой полузащитник дебютировал в четырнадцать лет.

Бен Барек действительно был авантюристом, способным пойти на все ради мечты.  Бабушка строго запрещала ему бросать учебу в школе и уж тем более – работу плотника, в которой Ларби практиковался едва ли не с детства.  Зарабатывать с малых лет – единственный способ выжить в той среде, но витавший в облаках Бен Барек не собирался выживать, потому что поглотивший его футбол диктовал другое правило жизни – играть, постоянно играть.

Забавно, что Бен Барек долго не мог привыкнуть играть в обуви и поначалу спорил с тренерами своей первой профессиональной команды по этому поводу. Но, оказалось, что и в бутсах Бен Барек ощущает себя весьма комфортно.  Отсматривавшие местных атлетов французы с высоты своего благородства сделали предложение двадцатилетнему парню уехать в Марсель, от чего он отказаться не мог.

Разумеется, в то время марокканец мог без лишней бумажной волокиты начать выступления и за национальную сборную.  Приглашения в команду Франции талант долго ждать не стал, и уже в 38-м стал первым темнокожим футболистом, надевшим футболку сборной этой страны.  Примечательно, что произошло это в Риме, в матче против тогда фашистской Италии. Болельщики хозяев, не разделявшие мнения о равном для всех мире, гудели в адрес марокканца, который, в свою очередь, без страха и упрека начал рвать глотку, распевая «Марсельезу».  После этого случая африканец стал почитаемой фигурой в рядах болельщиков французской сборной.

Ларби, на самом деле, мало чего боялся.  Таким его сделала жизнь – он был строг, в чем-то даже суров по отношении к собственным детям, а ко всему прочему – человеком принципов.  До ужаса консервативный в любых вопросах, фанатичный мусульманин, никогда в жизни не употреблявший алкоголя и не выкуривший сигареты, любитель и знаток религиозной и философской литературы.  Жизнь Бен Барека, несмотря на огромные успехи в профессиональной карьере, редко дарила приятные сюрпризы.  Он не только был сиротой, но так и не смог создать идиллию в своей собственной семье.  Его первая жена, подарившая футболисту двух сыновей, умерла при родах дочери, потом ушел из жизни его сын от второго брака с дочерью президента клуба Стад Франсе – француженкой, принявшей ислам и переехавшей жить в Марокко.  Его безумно любили жены за сострадательность и чувствительность, но дети, особенно сыновья, побаивались. Несмотря на искреннюю любовь, Бен Барек был строг и меньше всего на свете хотел, чтобы его старший сын занимался футболом: он наказывал ребенка, когда видел, что тот плохо играет во дворе, и требовал от него регулярно посещать школьные занятия.  Видимо, понимал, что добиться чего-то в игре можно только обладая огромным талантом, который был у него самого.

Во время войны он вернулся в Марокко, но сразу по ее окончании, когда возобновился французский чемпионат, подписал соглашение с клубом Стад Франсе и работал под руководством в будущем легендарного тренера Эленио Эрреры. Он был лучшим бомбардиром команды и одним из лучших игроков лиги, продолжив играть и за французскую сборную.  Когда об интересе к персоне Бен Барека со стороны испанцев впервые заговорили в прессе, один из парижских обозревателей бросил в эмоциях: «Продавайте Эйфелеву Башню, но оставьте Ларби Бен Барека!»

Тем не менее, в 1948 году марокканец за громадные по тем временам восемь миллионов франков перешел в мадридский Атлетико.  Конечно, представитель Марокко, игравший в Испании, частично колонизировавшей арабскую страну, вызывал вокруг себя массу разговоров и споров.  Испанцы сделали первый удар – сразу после покупки столичным клубом  Бен Барека одна из газет вышла с заголовком: «Нога Господа».  Казалось бы, более чем достойная похвала, но знающие исламскую культуру испанцы понимали, в чем был подвох. Нога, согласно арабской культуре и традициям, символизирует низость, ибо находится ближе всех прочих частей тела к земле.  Намерено это было сделано или нет – неизвестно, но сам случай блестяще проиллюстрировал культурную пропасть между европейцами и арабами.  Бен Берек мог быть лишним на этом празднике жизни, но благодаря своей гениальной игре вошел в список выдающихся игроков Атлетико.

Затем последовало возвращение в Марсель и, конечно, домой – в Марокко.  Бен Барек, выросший нищим и безграмотным, уже знал три языка, читал книги, но, будучи арабом до мозга костей, не представлял свою дальнейшую жизнь на другом континенте, в другой сфере и быту.  В отличие от большинства жителей страны, он был не только состоятельным, но и почитаемым в высшем свете человеком.  Король Марокко Мохаммед V не раз приглашал футболиста в свой дворец, общался с его детьми и проявлял почти отцовскую любовь к одному из лучших сынов марокканской земли.  Он дважды пытался руководить национальной сборной своей первой родины, но оба захода вышли непродолжительными – Бен Барек нуждался в самой игре, а потому, как в юности, променял работу и доход на развлечения – бегал в футбол и баскетбол во дворе.

Его достаток позволял жить нормальной и почти беззаботной жизнью, но о последних тридцати годах легенды неизвестно практически ничего. Бен Барек мало общался с детьми и даже не успел оформить документы для передачи им собственного имущества.  Видимо, распрощавшись с игрой, он распрощался и с самим существованием, в котором меньше всего желал «выживать».  Его тело нашли спустя неделю после фактической даты смерти – 16 сентября 1992 года. И было ему не то 78, не то 75…

Иван Громиков, специально для Другого Футбола