Скьяви: "Я — мясник?!"

 

 

- Нет, я отлично себя чувствую физически и спокойно мог бы продолжать играть и дальше. До сих пор прекрасно переносил и тренировки, и предсезонки, и сборы. Это часть моей жизни, половину из которой я профессиональный футболист. Просто настал тот момент, когда нужно принимать решение. Мне захотелось уйти вовремя, и была возможность выбирать. 

 

 

- Конечно, ведь я хорошо провел самый горячий этап жизни — юность. В Линкольне я мог много времени проводить с друзьями, развлекаться и делать все, что мне хотелось. Так что нагулялся еще до футбола.

 

 

- Тут многое зависит от семьи. Часто родители спешат отдать своих детей в футбол в надежде, что те разбогатеют и будут содержать их. Мой же отец и по сегодняшний день не знает ни сколько я зарабатываю, ни что я делаю со своими деньгами. Он всегда работал и никогда не нуждался в том, чтобы жить за мой счет. Благодаря ему у меня все получилось, я никогда не испытывал давления, но знал, что если брошу футбол, придется идти учиться или работать. Когда только начинал играть, совмещал тренировки с работой в мясной лавке отца. Для большинства нынешней молодежи это в диковинку, ведь они привыкли жить на всем готовом.

 

 

- Задаю им трепку (смеется). На самом деле, у меня хорошие отношения с ребятами: я умею приспосабливаться и должен делать это, иначе уже остался бы ни с чем. К тому же у меня сын подросток, а это очень трудный период. Вижу ребят его возраста в Боке, у которых в 17 лет уже есть все: деньги, машины, слава… Трудно избежать головокружения. У меня все это появилось только к 28 годам.

 

 

-  Ох… (откидывается назад, глаза начинают блестеть). Это для меня все, ведь отец владел им 35 лет, этот магазин кормил нас и сформировал меня как личность. Когда я был в Росарио, отец давал мне поручения, связанные с мясом. Он остался вместе со всеми работать в магазине, чтобы я смог уехать играть в футбол.

 

 

- Я был сзади. Исполнял непосредственные обязанности мясника — разделывал, резал и прочее. Иногда также обслуживал покупателей, но мне больше нравилось именно первое. 

 

 

- Конечно, я понимал, что обязан этим заниматься, потому что видел, как отец трудится, не щадя себя. Но всегда делал это и с желанием, и с удовольствием.

 

 

- Порезы со всех сторон (показывает руки). Кроме того, часто приходилось работать по ночам, буквально засыпая на ходу… Впрочем, любишь кататься, люби и саночки возить.

 

 

- Кто ассоциирует?

 

 

- (На лице появилось выражение удивления, с губ сошла улыбка) Не знаю, почему так говорят. Я никогда никого не ломал. Да, я играю жестко, это мой футбол. Если бы я так не играл, то не достиг бы такого высокого уровня.

 

 

- Мне многое в этом плане дала игра во втором дивизионе. Тогда не было столько камер и телевидения: нападающие того времени буквально убивали тебя локтями. Пришлось научиться уловкам, в том числе и игре локтями, чтобы не сломали тебя.

 

 

- Хочешь сказать, такие же жесткие?

 

 

- Да, да. В плане толчков и ударов ногами и локтями фору всем дает Фабито [Фабио Скьяви]. Затем идут Лео и Како, который соответствует своему прозвищу (Caco в переводе с испанского ловкий — прим. А.С.).

 

 

 

- Кто знает (смеется). Можно сказать, что меня спасла физика.

 

 

- Да, когда Ньюэллз не стал продлевать контракт, и я стал свободным агентом. Кроме того, возвращаясь в самое начало, помню, как в Архентино де Росарио играл за 300 песо в месяц, и те нам не платили. Моему отцу тогда пришлось меня поддерживать. Но затем в клуб пришла серьезная компания, приобрели новых игроков, повысили зарплаты — я стал получать 1000 песо в месяц. Мы затем боролись за повышение с Тигре, но уступили им, к сожалению. Именно тогда я понял, что футбол и будет моей работой.

 

 

- Скорее всего, да. Или пошел бы учиться. Я хотел быть геологом или инженером-агрономом.

 

 

- Именно, хотя это и похоже на сумасшествие: я до сих пор не представляю, что такое геология.

 

 

 

- Многие друзья говорят, что я мог бы извлекать больше выгоды из моего положения. Но мне это не по душе. У меня есть возможность посещать рестораны, которые всегда готовы обслужить меня за собственный счет, но я в таком случае говорю, что если с меня не возьмут денег, то больше туда не вернусь; могу выбирать, с кем мне быть, с кем вести свои дела. Нужно отдавать себе отчет,  что когда ты богат и знаменит, очень многие хотят погреться в лучах твоей славы, получить какую-то выгоду. Но я всегда оставался самим собой и отношусь к этому спокойно. У меня остались друзья из самого детства или, например, с тех времен, когда я только начинал играть в Росарио за Архентино. С моим лучшим другом, Гастоном Гарникой, мы знакомы с трех лет. Я стараюсь сохранять свои корни, это моя позиция. Максимум, я могу стать немножко больше aporteñado (от слова porteño — житель Буэнос-Айреса; термин aporteñar применяется к людям, которые родились и выросли не в Буэнос-Айресе, но проживая в столице, приобрели черты характера, привычки, интересы, присущие её коренным жителям — прим. А.С.), потому что, к сожалению, не имею возможности много путешествовать.

 

 

- По правде говоря, я как раз собирался выбрать один день и съездить туда. Навестить своего сына Томаса, родителей, братьев, бабушку, друзей, в конце концов.

 

 

- Мне нравится, но, если честно, в последний раз был там лет 7 или 8 назад.

 

 

- Да, своего мнения не поменял. Я никогда не был признан здесь, как другие спортсмены или люди. Мне надоело слышать со всех сторон, что я обязан Линкольну и… в общем, мне это уже не интересно.

 

 

- Журналистов не так много в Линкольне. Я имею в виду стариков. Однажды я очень сильно разозлился, потому что трижды подряд принимал участие в городском празднике, однако после меня не пригласили и уже в следующий раз, когда они звонили мне, я отказался сам.

 

 

- Не важно. Главное, что я знаю, кем являюсь, и нет ни одного футболиста в Линкольне, который добился бы чего-то похожего. Но специально кому-то понравиться никогда не хотел и не пытался. 

 

 

- Нет, поскольку я даже играть не пошел бы в команду из низших дивизионов. Проведя столько времени на высшем уровне, в Примере, возвращаться туда, где начинал… Нет, у меня такого желания не возникает.

 

 

 

- Это было мое решение. Я тогда только женился, мне хотелось снизить давление, расслабиться. Поговорил с Маурисио Макри (тогдашний президент Бока Жуниорс — прим. А.С.), он понял меня и отпустил, несмотря на то, что до конца контракта еще оставалось 2,5 года.

 

 

- Верно, у меня еще было два года по контракту. Но оставаться там не было смысла. Пустые стадионы, кроме того я набрал в весе: каждый день ветчина, пиво… на четыре килограмма больше положенного было. Можно было пропустить пять или шесть матчей подряд, и тебе за это ничего не было, наоборот даже поощряли. 

 

 

- На самом деле, уже рассказываю своим детям. Санти у меня настоящий фанат Месси, мечтает побывать на матче Барселоны, так что в этом году обязательно его свожу в Испанию. С Лионелем у меня хорошие отношения, он невероятно скромный парень. На сборах мы с ним постоянно пили матэ и шутили до самого утра. Диего… Я часто играл против него, как-то он даже дал мне свою футболку; потом именно благодаря вызову Марадоны я получил уникальную возможность дебютировать в национальной команде в 36 лет.

 

 

 

- Я не застал их вместе в Боке. Конечно, у этих двоих были сложные отношения, но когда они выходили на поле, от этого не оставалось и следа. А что касается раздевалки, то отношения у всех хорошие; просто одни более дружны с одними, другие с другими. Подобное происходит во всех областях жизни. Разница лишь в том, что здесь есть разные люди: одни хотят посеять хаос в команде, другие нажиться деньгами, третьи преследуют еще какие-то цели; один больше дружит с тренером, другой с игроком…

 

 

- Привык, конечно. Стараюсь не лезть во все это.

 

 

- Конечно, есть много вещей, которые для меня как мозоль и я не могу о них умолчать, потому что человек я слишком прямой. К сожалению, есть и такие вещи, о которых нельзя рассказывать. Потом страшно будет ходить по улицам, там есть сумасшедшие люди. А вообще знаешь, что меня больше всего задевает из того, что мне пишут в твиттер?

 

 

- То, что сейчас уже никто не играет за футболку. Только иногда, когда сами являются болельщиками клуба. Как, например, в случаях возвращения в Ньюэллз Скокко и Хайнце…

 

 

- Нет, это все выдумки. Футболист, который выступает в Примере, в большом клубе, не может себе позволять подобного. Иначе он просто не сможет играть в футбол. Конечно, на одни матчи бывает особый настрой, на другие, напротив, очень трудно настроится. Но вообще я не верю в футбольную психологию, хотя некоторые, конечно, иногда нуждаются в помощи психиатра.