Ховард Уилкинсон отчетливо помнит тот день, когда он впервые встретил Эрика. На дворе стоял холодный январь 1992-го, и менеджер Лидса в оговоренное время явился в одну из гостиниц в центре Шеффилда.

Большинство людей, впервые сталкиваясь лицом к лицу с Кантона, попадали под влияние его внутренней загадки и трудно предсказуемой персоны. Но Уилкинсон увидел совсем другого человека. Агент футболиста с усталым видом сидел в кресле, в то время как сам Эрик растянулся на диване: его взгляд и уже броская глазу небритость выдавали потерянного человека, «мир которого находился на грани крушения». Это был тот редкий день, когда француз даже не пытался скрыть актерской игрой то, что по-настоящему происходило внутри него.

Слишком много событий в жизни одного человека за какие-то полтора месяца.

В ноябре форвард Нима, разъяренный поведением арбитра, не желавшего свистеть ни одно нарушение правил против него, запустил в рефери мячом и гордой походкой покинул поле. Франция привыкла к выходкам Кантона, но оттого желание местных футбольных властей наказать Эрика становилось только сильнее. По ходу слушания дисциплинарного комитета Кантона попросил «судить его так же, как и любого другого футболиста», признав собственную вину. Гордость задели еще раз: в ответ он услышал категоричное заявление, что он «не такой, как любой другой», после чего получил четыре матча дисквалификации. 25-летний игрок на прощание наградил чиновником словом «идиоты», а на следующий день объявил о завершении профессиональной карьеры.

Конечно, он не такой, как все. Ни один ключевой игрок сборной уровня Франции не завершит на эмоциях карьеру в его возрасте. Уж тем более ни один не охарактеризует свое решение подобным образом. «Не каждому посчастливиться стать свидетелем собственной смерти, но это мечта — увидеть, как люди реагируют на твой уход».

В ближайшие дни телефон Кантона разрывался, но он успокоил своего друга, фотографа Дидье Февра – их планы не меняются, и на Рождество их компания с семьями отправится на отдых в Альпы. Кантона согласовал свой уход с Нимом, сойдясь на том, что ему придется выплатить клубу неустойку, эквивалентную сумме в один миллион фунтов. Это были колоссальные деньги для футболиста того времени, но самоуверенность брала верх — Эрик был уверен, что теперь он заживет жизнью истинного творца. Изобразительное искусство, кинематограф — казалось, что перед ним откроются новые границы, но вскоре стало ясно, что куда ближе он в том положении находится к воспетой им прежде бедности.

С виду могло показаться, что отдых проходит согласно обычному праздничному плану, но друзья не могли не замечать, как часто супруга Эрика Изабелль пытается скрыть слезы после ужина. То, что Кантона будет банально нечем кормить свою семью, понимал каждый, к понимаю приходил и он, пусть его нрав не позволял напрямую вступать в беседу на эту тему. В конце концов, Февр уловил нужный момент: он рассказал о связях с одним влиятельным агентом на международном рынке (об игре во Франции не могло быть и речи) и получил в ответ молчание Кантона, принятое за «зеленый свет». Дидье держал трубку, когда они добрались до телефона в соседней деревне, а Эрик лишь со стороны наблюдал за происходящим. Приоритетом для него была Япония: выгодная сделка, которая также позволит ему находиться как можно дальше от надоевшей родины. Тем не менее последовал категоричный ответ — местный сезон подходит к концу, и ни один из клубов не станет тратить деньги на именитого футболиста. В течение нескольких следующих секунд Кантона неохотно выберет для себя вторую, по-настоящему любящую родину.

— Эрик, там есть варианты с Англией. Что скажешь?
— Хм... Англия... Ну, ладно.

Кантона был приглашен на просмотр в Шеффилд Уэнсдей, которым тогда руководил небезызвестный в прошлом футболист Тревор Фрэнсис. Последующие события изменили жизнь Кантона, но также оказали шокирующее влияние на других людей. Тот самый Дидье Февр, нашедший способ вразумить витающего в облаках «творца», был выброшен из жизни француза сразу после того, как он приземлился на Туманный Альбион. Он больше никогда не общался с Дидье, и тот так и не узнал, почему — в догадках терялись и все их общие знакомые. Филипп Оклер, написавший одну из биографий футболиста, предположил, что помешавшийся на «перезапусках жизни» Кантона был готов оставить в прошлом даже людей, с которыми ассоциировался его неудачный период.

Тренировочное поле Шеффилда было засыпано снегом, потому посмотреть Кантона в действии Фрэнсис мог только в небольшом товарищеском турнире в зале. Эрик действовал великолепно: будучи месяц без футбола, он забил несколько мячей и произвел впечатление на Тревора. Но за Кантона — известным во всей Европе футболистом — тянулся шлейф сложных историй, к нему пристало клеймо «плохого парня». Фрэнсису требовалось время, чтобы оценить человеческие качества Эрика — он боялся посредством серьезных трат нарушить внутренний баланс в коллективе, потому предложил Кантона побыть в клубе на испытательном сроке и провести еще несколько недель в таких тренировочных турнирах. Гордый Кантона отмахнулся: он игрок сборной Франции, а не школьник.

За вроде простой чередой событий скрывалась закулисная игра, которой руководили сразу два кукловода. Главный тренер сборной Франции Мишель Платини и его помощник Жерар Улье, считавшие Эрика определяющей фигурой своей команды, между собой давно определили, что лучшим место для продолжения его карьеры будет Англия. Платини напрямую предлагал форварда менеджеру Ливерпуля Грэму Сунессу, но «англофил» Улье вел более изощренные игры, хитро сводя нужных людей друг с другом. Уилкинсон, возглавлявший сенсационно лидировавший в чемпионате Лидс, вовремя получил сигнал. «Бери его, даже не сомневайся. Не слушай никого. Он — отличный парень, к которому просто нужно иметь подход», — уверял Улье. Сержант Уилко немало колебался, но признавал важность усиления для его команды, имевшей ограниченный состав с ярко выраженными лидерами — полузащитниками Гордоном Страканом, Гари Маккалистером и Гари Спидом, а также форвардом Ли Чепманом. Это была по-хорошему «прямолинейная» команда — с умными и работоспособными футболистами, четкое выполнявшими тренерский план на поле. Но ей никак не мог помешать еще один человек для глубины состава, обладающий индивидуальностью и высоким исполнительским мастерством. «Десятый номер», который разнообразит игру у чужой штрафной. Художник.

Уилкинсон никогда не видел Кантона в деле живьем, но в тот январский день в гостинице он принял решение, которое изменило весь английский футбол. До апреля Эрик Кантона, двукратный чемпион Франции, будет выступать в Лидсе на правах аренды, после чего подпишет полноценный трехлетний контракт.

На самом деле, Эрик успел полюбить Англию еще тогда, во время своего просмотра у Фрэнсиса. Он устал от французской атмосферы: от публики, что готова лишь оскорблять, находясь в тридцати метрах от кромки поля. На его матч в зале пришло десять тысяч (!) зрителей, и почти каждый из них оставил на товарищеской игре искренние эмоции и настоящую любовь к игре. Кантона утратил это ощущение еще несколько лет назад, но теперь он был готов вернуться к искусству, которое когда-то было для него было первым. Совсем скоро «ну, ладно» по отношению к Англии превратилось в страстный роман.

Кантона нужно было набирать форму после почти десяти недель без футбола, и его первое появление (со скамейки) в выездном матче с Олдхэмом запомнилось разве что несколькими изысканными трюками, которые оценили пять тысяч фанов Лидса, посетивших выездной матч. Эрик честно признал, что ему следует адаптироваться к динамике английской игры, а также принял необходимость пока играть эпизодическую роль. Его первое появление на Элланд Роуд состоялось 15 февраля 1992 года в товарищеском матче Лидса со шведским Гетеборгом. Болельщики даже не обратили бы внимания на этот день в календаре, если бы ни Эрик. Посмотреть на него в действии собралось шесть тысяч зрителей, один из которых первым затянул мотив, ставший культовым в девяностые годы. «Ooh-aah, Cantona!»

Француз стал набирать форму от матча к матчу, и в игре против Лутона в конце февраля забил свой первый мяч за клуб. Уже тогда город охватила абсолютная мания: на игры фаны приходились в беретах, а одна из молодых пар успела дать своему новорожденному ребенку среднее имя Кантона. Его футбольные способности вскоре стали очевидны не только партнерам, но каждому, кто видел тот Лидс в действии. Пресса поспешила сделать первое большое интервью с Кантона, в котором Британии также была впервые представлена глубина его нефутбольной натуры. Местами Эрик переигрывал, но был абсолютно неотразим в обширной беседе с молодой журналисткой, которая лишь местами касалась игры. «Я не люблю смотреть в зеркало, потому что никогда не знаю, какого человека увижу там на этот раз».

Лидс вел борьбу за чемпионский титул с Манчестер Юнайтед, и победа была оформлена в конце апреля. Кантона успел провести пятнадцать матчей, забить три мяча и поучаствовать еще в нескольких, и в итоге, отыграв только три месяца, стал едва ли не главным символом того успеха. Внутри коллектива не было зависти, и Гари Маккалистер — его ближайший приятель по команде — соглашался с ролью Кантона. «Дело в том, что его появление наэлектризовало Эллан Роуд в принципе. И то же самое происходило в каждом матче. Когда команде не хватало сил, на поле появлялся Эрик. Он не только добавлял класса, он заводил трибуны, а с ними — команду. Его влияние трудно переоценить».

Кантона повезло не только с болельщиками, но и с клубом. Его отношения с Уилкинсоном дадут слабину в следующем сезоне, но именно менеджер создал редкий семейный коллектив, который так помог французу. Партнеры делали все для его адаптации, а сам он, ощущая такую важную для него любовь, работал с тройной силой на тренировках. Он нуждался в личном пространстве, но никто никогда не давил на Эрика. Гари Спид вспоминал: «Иногда ты говоришь: «Канто, пойдем выпьем!», и он с улыбкой отправляется с парнями в паб. Иногда он хочет побыть наедине, но из-за этого нет никаких недомолвок, его все уважают».  Гордон Стракан, капитан и лидер той команды, не ревновал, видя на тренировках, что Кантона превосходит его в мастерстве — только лишь брал с него пример, оставаясь заниматься дополнительно.

Всего за полгода Кантона стал в городе культом, «горячим французским любовником», от отношений с которым зависела судьба клуба. Еще больше зависело от отношений Эрика с Уилкинсоном. После провального чемпионата Европы Кантона вернулся в Англию в превосходной форме, с ходу выстрелив хет-триком в матче за Суперкубок с Ливерпулем. Его игра вышла на новый уровень — еще несколько мячей и передач последовали в играх чемпионата, но, как только дела всей команды пошли вниз, Сержант Уилко вернулся к тем сомнениям, что одолевали его в январе. Кантона сдал вместе с партнерами, Уилкинсон обратился к ротации состава, вскоре также посчитав, что использование «художника» Кантона мешает тем принципам, которые, в первую очередь, выиграли для него титул в минувшем сезоне. В ноябре — после серии инцидентов — клуб получил уведомление от гордого Эрика, в котором тот просил выставить его на трансфер и четко обозначил приоритетные для себя клубы: Манчестер Юнайтед, Ливерпуль, Арсенал. Он больше не ощущал себя любимым, но снова был уверен в том, что достоин лучшего.

Один их тех инцидентов случился в октябре в Глазго, во время матча Кубка чемпионов между Рейнджерс и Лидсом. Кантона была смят шотландскими защитниками, и Уилкинсон принял решение заменить футболиста. Реакция Эрика была красноречивой: он миновал менеджера и скамейку запасных, отправившись в раздевалку еще по ходу игры. На Айброксе в тот день присутствовал Жерар Улье в компании двух хороших знакомых, к одному из которых он невзначай обратился в тот самый момент. «Ох, большая проблема... Может, мне снова придется искать ему клуб».

К своему счастью, Алекс Фергюсон умел читать между строк и тоже мыслил на пару шагов вперед.

Иван Громиков, специально для Бей-беги