Больше всего на свете Газза любит играть в футбол. Именно поэтому он почти никогда не смотрит его по телевизору или же на стадионе. Он терпеть не может наблюдать за другими. Он сам должен быть там, на поле.

Всем нам тоже было лучше, когда Пол играл. На поле он был гением и все его проделки, сумасбродные поступки, пьянство и депрессии воспринимались как необходимое и даже обязательное дополнение к его гениальности.

В поведении Гаскойна, однако, не было никакого бунта, никакого вызова обществу. Был внутренний подтекст - Газза был измученным и одиноким. Заблуждаются тот, кто думает будто Гаскойн продал душу зелёному змию. На самом деле ему крайне неприятен вкус алкоголя. Но с детских лет Пол пытается бороться с невыносимыми приступами депрессии. Единственным лекарством для него всегда был футбол. Он мирился с самим собой, только когда играл или тренировался. Поэтому Газза обожал то, что терпеть не может любой другой футболист, – сборы. Однако матч  или тренировка когда-нибудь заканчивались, и тогда он снова оставался один на один с собой, даже если рядом – друзья или близкие. «Первая рюмка давала мне иллюзию того, что всё в порядке, и чтобы поддержать это зыбкое ощущение я тянулся за второй, третьей…»

Может показаться удивительным, но те, кто играл вместе с Полом, те, кто знали его ближе, отзываются о нём как о исключительно солнечном и лёгком человеке. Ему проще ладить с другими, чем с самим собой. Тренеры и в Италии, и Британии всегда отмечали, что в коллективе такие люди как Гаскойн – на вес золота. Он умеет сплотить команду, снять напряжение шуткой или поступком, но он же способен завести партнёров – всё своевременно и в меру.

Это не единственный парадокс Пола. Больше всего на свете он мечтал о настоящем семейном очаге. У него была такая возможность, но очень скоро Газза сбежал в одну из тех гостиниц, в которых прошла большая часть его жизни вне футбольного поля. Только спустя годы Пол понял, почему: он любил женщину, которая просто терпела его ради тех возможностей, что у него были. Семейная жизнь с Шерил стала такой же иллюзией и самообманом, как и выпивка.

Сейчас у Гаскойна нет своего угла и нет своего автомобиля. Он с лёгкостью дарил и покупал всё это родителям, сёстрам и брату, бывшей супруге и её детям, к которым Пол всегда относился так же, как к собственному сыну. Газза не промотал и не пропил своё состояние, как, может быть, думают некоторые. Он никогда не относился  к деньгам с накопительской точки зрения. Для Газзы они были возможностью сделать приятное другим. И загладить чувство вины, с которым он живёт всю жизнь и которое никак не может объяснить.

Для прессы и обывателей все душевные метания Гаскойна были слишком сложными и непонятными. Гораздо удобнее было воспринимать его как клоуна, и не больше. Никто не хотел замечать, что клоун-то – грустный. Весь мир умилили слёзы Газзы в полуфинале ЧМ-90. Спустя годы доктор психиатрии Радж Персавэд напишет: «Это ненормальная ситуация, но никто в футболе даже не задумался об этом. Если, например, игрок в снукер или же гольфист заплачет во время матча, его коллеги отнесутся к этому как к проблеме. Гаскойну нужна была помощь».

Пол никогда не умел ладить с журналистами и легко стал им потакать. Он искренне восхищается Дэвидом Бекхэмом, который умеет со всем этим справляться. Газзу хватало только на то, чтобы продавать свои скандальные истории жёлтой прессе. Это создавало ему определённую репутацию и давало основания газетам вроде «Сан» писать о нём всякую чушь, уже не очень заботясь о том правда это или нет. В конце карьеры Гаскойн с болью констатировал, что серьёзные газеты и серьёзные журналисты редко говорили с ним о футболе.

Когда Пола во время ЧМ-02 пригласили в качестве эксперта на телевидение, он согласился, но очень быстро понял, что допустил ошибку. Закованный в костюм, он маялся в студии, ему было неловко и неуютно. К счастью, кто-то из телевизионщиков понял, в чём дело, и Полу дали другое задание. Он должен был общаться на улице с простыми болельщиками. В этот момент Газза напоминал птицу, которую выпустили из клетки. Он будто расправил крылья и оказался в своей стихии.

Одно из представлений о Гаскойне, навязанных средствами массовой информации, утверждает, что он растранжирил свой талант, не проявил себя в полной мере и уже никогда не вышел на тот уровень игры, который показывал до трагической и глупой травмы в финале Кубка Англии 1991 года. Пол категорически не согласен со всем этим. После той травмы он провёл ещё немало сезонов на высочайшем уровне и своей игрой всегда превосходил уровень команд, цвета которых защищал. В конце концов, именно на Евро-96 Газза забил в ворота шотландцев один из самых потрясающих голов в истории футбола. «Я достиг большего, чем мог мечтать».

Выпивка никогда не мешала Полу играть и тренироваться. Если что-то и повлияло на его уровень игры, так это травмы. С детских лет Газза стал частым пациентом местных больниц: «Мне можно было выписывать сезонный абонемент со скидкой». Из-за травм он потерял 4,5 года, перенёс 27 операций. Почему-то очень часто об этом забывают, вспоминая исключительно об его пагубном пристрастии. Гаскойн же, как обычно, не винит никого, кроме себя самого: «Все мои ушибы и переломы в жизни и на поле были следствием того, что я всегда лез в самую гущу событий. Я никогда не мог оставаться в стороне, мне было интересно проверить себя и узнать что-то новое».

Пол Гаскойн пережил немало взлётов и падений, но самая большая его трагедия в том, что ему всего сорок, а он уже далеко от футбола.