Я не любитель подобных эпитетов, но в целом матч Баварии и Барселоны в некоторой степени его оправдывает. Однако когда на следующий день те же выражения применялись в адрес встречи Дортмунда и Мадрида, это уже не казалось таким забавным, и что более важно – уместным. В памяти сразу всплыла одна университетская лекция по истории античной литературы, на которой мы говорили о различиях между порнографией и эротикой. Речь шла о «Золотом осле» Апулея и «Дафнисе и Хлое» Лонга. Суть порнографии, уяснили мы, в механической передаче процесса совокупления, грубой и прямой, в тоже время эротика – это передача страсти и нежности без демонстрации непосредственно полового акта.

Так вот, в Мюнхене болельщики лицезрели самый что ни есть настоящий порнофильм – тут было давление, граничащее с насилием, полное физическое преимущество одного над другим. Маттиас Заммер любит называть эту Баварию машиной. Машиной она и была в тот вечер. Не обошлось и без парочки излишне грубых сцен, как с голом Марио Гомеса и заслоном от Мюллера. «Я подумал: в худшем случае судья свистнет фол в атаке, в лучшем – Роббен сможет пробить по воротам». Бавария делала свое дело без капли стеснения или неуверенности, отлаженно и механично.

В тоже время в Дортмунде на нас ждал поющий Вестфален со своей прекрасной Желтой стеной и баннерами Echte Liebe («настоящая любовь»), и мы увидели шикарный гол Роберта Левандовски. Здесь обошлось без демонстрации гениталий, но трепет перед происходящим на поле ощущали, пожалуй, даже болельщики мадридского Реала. Возможно, даже Жозе Моуриньо.

Оба матча вызвали у большинства болельщиков кучу восторга. Но почему? Ведь если посмотреть на эти результаты отстраненно, забыв о болельщицких впечатлениях, они ужасны, потому что шансы на хоть какую-то интригу в обоих противостояниях очень малы. А ведь именно интрига и непредсказуемость делают этот спорт по-настоящему зрелищным, и мы дожидаемся стадии плей-офф Лиги чемпионов с большим нетерпением, поскольку здесь вероятность встречи двух мощных и равносильных соперников выше, чем где-либо еще. И именно таких битв мы и ожидали после того, как сформировался финальный квартет, не так ли? Не получилось. Тут порно, там эротика, но в обоих случаях мы увидели кто тут Дафнис, а кто — Хлоя. Но особого разочарования не было. Помимо интриги мысль болельщика будоражит осознание того, что на его глазах случилось что-то историческое. Чувство перемены, новизны сильнее ощущения уюта. А ведь мы, по всей видимости, стоим на пороге нового этапа.

Коллега Громиков любит повторять, что один человек не может быть больше клуба. В последние десятилетия футбол оказался во власти людей, который пытаются опровергнуть этот тезис. Они хотят, чтобы последнее слово всегда было за ними, и готовы за это платить. Им обычно по боку традиции клуба, а еще больше – мнение той общины, в чьей среде клуб рождался задолго до того, как они им завладели. Руководствуясь личными амбициями и повадками дельцов, они прибегают к самым быстрым способам достижения целей. В погоне за титулами эти функционеры извращают экономическую футбольную систему нездоровыми финансовыми операциями и нередко готовы идти на экономический риск, лишенный всякого смысла. Этот подход на самом деле нарушает ту связь, идентификацию клуба и общины, но в то же время считается таким, который имеет право на существование и даже успешным. И он преобладает как в английской Премьер-лиге, так, по большому счету, и в испанском чемпионате.

Но в европейской футбольной реальности есть и другой мир. Пока в Испании клубы двух высших дивизионов должны стране 670 млн евро налогов, а билет на матч, к примеру, Манчестер Юнайтед стоит в среднем 40 фунтов (48 евро), в Бундеслиге достижение финансового баланса – необходимая предпосылка для получения лицензии на следующий сезон, а болельщики Гамбурга протестуют против повышения цен на «стоячие билеты» до 20 евро. Немецкие клубы являют собой членские организации, объединяющие огромное число людей, и клубы фактически не только принадлежат, но и контролируются своими фанатами. Их число постоянно растет, и Шальке имеет уже более 111 тысяч членов, а обитающий во второй лиге Кёльн – больше 50 000. Есть только три исключения: Вольфсбург и Байер исторически являются спортивными проектами автомобильного концерна Volkswagen и химико-фармацевтического гиганта Bayer. Ну и есть еще Хоффенхайм, фактически принадлежащий предпринимателю Диттмару Хоппу.

Однако все остальные клубы являются объединениями болельщиков, хотя и основали специальные дочерние компании, которым субсидируют управленческие функции. Но обязательным правилом, которое установили клубы во избежание сосредоточивания власти в чьих-то конкретных руках, является так называемое правило 50%+1, согласно которому как минимум половина всех акций плюс еще одна должна принадлежать болельщикам. Баварский бегемот и дортмундский левиафан контролируются своими болельщиками. Мюнхенцы, у которых насчитывается более 185 000 членов, принадлежат своим фанатам на 82%. Лишь 9% акций были проданы корпорациям типа Adidas или Audi за большие деньги в начале этого века, чтобы погасить долги вызванные строительством нового стадиона.


Клубы могут работать по-разному, но все те, которые принадлежат болельщикам, руководствуются демократическими принципами. В основном структура клуба напоминает структуру большой компании. Клубы имеют совет директоров, которые выполняют управленческие функции, и есть наблюдательный совет, который мониторит деятельность менеджеров. Члены этого наблюдательного совета избираются на ежегодном общем собрании, на котором большинство присутствующих являются болельщиками. Таким образом, действуя как бизнес-структура, немецкий футбольный клуб остается социальной и культурной организацией. И так достигается достаточный уровень открытости управления. В то же время орган, управляющий клубом, которым по существу являются болельщики, не меняется, и это создает условия, в которых легче строить долгосрочные планы.

Как-то приходилось читать, что на собраниях акционеров Депортиво присутствующие обсуждают в основном матчи последнего тура, а когда кто-то заводит речь о финансовых делах, многие просто встают и уходят. Но ведь футбольный бизнес по своей сути является одним из самых простых. Обычно в бизнесе обязательно присутствует элемент сомнения. Риск присутствует каждый раз, когда ты планируешь бюджет. Ты не можешь быть уверенным, сколько товара или услуг тебе удастся продать, насколько жесткой будет конкуренция на рынке, и какими будут цены на сырье. В футболе с 90%-й уверенностью можно предвидеть прибыль от продажи прав на телетрансляции, билеты, сезонные абонементы. Это в большей степени фиксированный доход. Нужно просто уметь балансировать свои расходы.

И в Испании, и в Англии футбол пользуется огромным спросом, и есть люди, готовые инвестировать в него деньги. Но необходимо избегать слишком больших трат. Каждый пытается выбросить побольше денег на приобретение классных игроков, но из всего этого пекла лишь парочка клубов способны делать это без угрозы существованию клуба. Всего пять лет понадобилось Боруссии, чтобы выйти из предсмертного состояния и оказаться на вершине европейского футбола. Пять лет умного менеджмента и правильного распределения расходов и прибыли. Бавария действует по этому принципу уже около двух десятков лет, и ее позиция выглядит более чем солидной.

Бавария, сезонный абонемент на матчи которой в среднем составляет около 124 евро, третий раз за последние четыре сезона выходит в финал ЛЧ, в то время как болельщикам Арсенала посещение одного матча команды может обходиться в 150 евро. Футбол will never come home на этом уровне, но его можно в какой-то мере вернуть болельщику. Это доказывают примеры Баварии и Боруссии. Именно поэтому их прорыв так важен для современного футбола.