Кэтрин Клэй, ставшая автором последней автобиографии Берта Траутманна, выступила с мыслью о том, что вся жизнь немца – словно большая история, подобная лучшим романам и фильмам, в которых каждый переживает большие события в жизни героя, как свои. Сопереживает, пытается принять собственное решение и жалеет о неправильно принятых прежде.
Единицам удалось прожить на этом свете так же, как Траутманну, и неловко лишь от того, что уникальный путь этого человека мы вспоминаем сквозь призму его футбольный карьеры.
Отступая с территории Советского Союза, он был пойман американскими войсками и передан в плен британцам. Смерть блуждала в шаге от Траутманна минимум дважды: он выбирался живым из взрывов в нескольких шагах от него, а к завершению войны весной 45-го оказалась одними из девяноста уцелевших представителей немецкой парашютной дивизии, изначально наличествовавшей тысячу человек.
Англичане не могли спугнуть 22-летнего юношу, глаза которого повидали страшнейшие преступления в истории человечества. Но они и не пытались: в тот момент, когда один из офицеров предложил новоприбывшему фрицу чашку чая, мир Траутманна перевернулся окончательно. По завершении войны он откажется возвращаться в Германию: его совесть будет преисполнена стыда, который можно было укротить только ответным дружелюбием.
Родившийся в Бремене и воспитывавшийся в гитлеровской Германии, Берт имел мало шансов вырасти кем-то другим: уже в 17 лет, воодушевленный речами главы государства, он добровольцем отправился на фронт, что тогда казалось ему романтичным приключением. Правда, как и у хемингуэвских героев, оказалось совсем другой: кровь, смерть и звериная жестокость соотечественников посеяли сомнения в прежде непоколебимом сознании юного воина. Одну из страшнейших картин Траутманн наблюдал в Украине: совершенно случайно он и его товарищ-десантник стали свидетелями кровавой расправы с еврейским населением в одном из лесов. Никогда больше ни он, ни второй свидетель не вспоминали о случившемся.
«Враг становится для тебя человеком, когда ты встречаешь его и слышишь, как в плену он просит пощады и плачет, вспоминая свою мать или отца», — вспоминал Траутманн. В английском плену он избавился от всех сумасшедших комплексов воспитанника гитлеровского режима: завел друзей среди еврейских офицеров и пристрастился к футболу. На фронте и прежде находилось место для спорта: с немцами Траутманн играл в гандбол, но главная британская игра поглотила его сознание. Рост и голубые глаза выдавали в нем чистого арийца, но его бесстрашие и спортивный талант оказались сильнее – они сделали его одним из лучших вратарей целого поколения.
После года выступлений в составе малоизвестного клуба Сент-Хеленс, Берт получил сенсационное приглашение в Манчестер Сити, откуда только-только ушел обожествляемый трибунами голкипер Фрэнк Свифт. Манкунианцы нашли замену в бывшем члене гитлеровской армии, что взбудоражило целый город, а в первую очередь – представителей численной еврейской общины. Болельщики Сити писали петиции с требованием отказаться от услуг немца, но в решающий момент за Траутманна вступился главный манчестерский раввин Доктор Альтман. «Человек имеет право на второй шанс и он не должен сам отвечать за грехи своего народа». Спустя несколько недель и ряда впечатляющих выступлений, Траутманн сам созвал встречу с членами общины, чтобы прояснить позицию. «Был ли бы у вас выбор, если бы вы жили при диктаторском режиме?», — спрашивал Берт своим немецко-ланкаширским акцентом, находя первое понимание со стороны недавних оппонентов.
На ближайшие 15 лет он станет главным героем стадиона Мэйн Роуд. Его мощь, помноженная на блистательную реакцию, позволят провести в футболке Ман Сити 508 матчей и завершить карьеру лишь в 64-м году, в возрасте 41-го года. «Он был лучшим голкипером, против которого я когда-либо играл. Мы всегда повторяли друг другу: не смотри на ворота, когда пытаешься забить Берту. Если глянешь, он посмотрит в твои глаза и прочитает твои мысли», — восхищался немцем выступавший за Манчестер Юнайтед Бобби Чарльтон. Он не просто добьется славы Свифта – он переплюнет прежнего героя, но его талант в силу объективных причин так и останется незамеченным на мировой арене. Возможно, Траутманн был сильнейшим немецким голкипером в истории, но сыграть за сборную его не довелось – предубеждение к выступавшему на Туманном Альбионе футболисту имелось, хотя сам Берт не скучал по родине. Он должен был вернуть долг людям там.
Визитной карточкой всей его карьеры стал финал Кубка Англии 56-го года. На Уэмбли Горожане взяли верх над
Бирмингемом, но легендарность той победы заключалась в героическом поступке Траутманна. За четверть часа до конца встречи он бесстрашно бросился на мяч, адресованный Питеру Мерфи, когда шея немца хрустнула при столкновении с коленом соперника. В то время замены еще не были предусмотрены регламентом, и Горожане были готовы продолжить матч вдесятером. Траутманн отряхнулся и вернулся в рамку ворот: обследование после матча покажет, что немец сломал шею и именно в таком состоянии провел решающий отрезок поединка. Врачи с ужасом скажут, что при худшем стечении обстоятельств Траутманн мог умереть, либо остаться парализованным на всю жизнь.
В конце сезона Ассоциация футбольных авторов признает его лучшим футболистом Англии 56-го: впервые в истории эта награда досталась иностранцу, и стал им десантник гитлеровской армии – всего спустя 11 лет после завершения Второй Мировой Войны.
Этот факт ясно говорит о том, что личность Берта в истории трудно переоценить. «На протяжении шестидесяти лет я защищал англичан в глазах немцев, а немцев – в глазах англичан», — заявил он в одном из своих поздних интервью. Уровень ксенофобии в послевоенное время зашкаливал, а Траутманн сделал немало для того, чтобы привить людям принципы толерантности и взаимопонимания – на своем примере футбольного героя в еще вражеской стране, он давал массам понять, какой глупостью являются любые розни на национальной почве. После матчей Ман Сити Траутманн мог целый час торчать у стадиона, расписываясь на листиках болельщиков – партнеры недоумевали, но Берт точно знал, что его миссией, помимо прочего, остается возврат дружеского долга братьям-англичанам.
В жизни Траутманна, прошедшего войну, хватало трагедий и после. Спустя месяц после легендарного финала его маленький сын Джон погиб, попав под колеса автомобиля: жена подарит ему еще двух сыновей, но так и не восстановится после той трагедии. Траутманн оставит ее так же, как оставил мать своего первого ребенка – Берт совершал неоднозначные поступки, но впоследствии не стеснялся признаться в том, что цинично разбивал человеческие сердца. Один из самых трогательных моментов его послефутбольной жизни: воссоединение с дочерью Фредой – той самой, которую он оставил вскоре после рождения, помогая лишь частью скромных доходов футболиста того времени. Он встретил и ее мать Марион, которая, к его собственному умилению, простила его. Если что до конца дней и приводило в волнительное состояние Траутманна, так это примеры уникальной человеческой доброты и прощения – того, за которым он когда-то остался в Англии.
Человеку, повидавшему так много ужаса, не свойственно распрыскивать свои эмоции без весомой причины. Тот редкий случай, когда могущественный Берт Траутманн плакал, помнит каждый, кто пришел на стадион Мэйн Роуд 15-го апреля 64-го года – прощальный и благодарственный матч имени Траутманна был назначен на 19-30, но еще в обед немец имел серьезные опасения на предмет посещаемости поединка, призванного также собрать средства для помощи завязывающему футболисту. «Я боялся, что никто не придет, ведь целый день шел дождь. Мой оклад в Ман Сити не менялся – 35 фунтов в неделю, а мне нужно было кормить детей».
В тот вечер на стадионе собралось 47 тысяч зрителей: люди приехали из Престона, Болтона, Ливерпуля и Лондона, чтобы дружными аплодисментами встретить появление на поле бесстрашного немецкого голкипера. Траутманн зарыдал.
«Как много в жизни бывает неповторимых мгновений? Лучшие из них связаны с людьми, и это было как раз одно из них. Я не устаю повторять, как благодарен англичанам, особенно людям из Ланкашира, за то, что они приняли меня после войны и сделали человеком, которым я являюсь сейчас».
