Ситуация с Ройем Кином получилась своеобразной. Он был капитаном сборной Ирландии, что пробилась в финальную часть чемпионата мира-2002, однако на турнире он так и не сыграл ни одного матча, отправившись накануне из расположения сборной. В автобиографии он рассказал о том, что происходило в те дни в лагере команды в Корее.

…Мы прилетели в Корею. Отель великолепен. Мы отдыхаем в воскресенье. Вечером Маккарти собирает команду. У нас возникли проблемы. Мы еще не получили ни тренировочной экипировки, никаких медицинских препаратов и оборудования. Специальной жидкости, которая нам нужна для акклиматизации, также нет. Никто не знает, в какое время мы начнем тренировку. Маккарти говорит, что мы просто займемся пробежкой.

В тот вечер я пришел к Маккарти. В его номере было тихо.

"Что все это значит, Мик?" — "Они подвели меня", — отвечает он. "Кто они?" — подумал я и сказал ему, что все необходимое должно было быть здесь уже две недели назад. Мы на чемпионате мира.

На следующее утро мы слоняемся по отелю, пытаясь понять, как нам дальше быть. В конце концов мы садимся в автобус, чтобы поехать на тренировочное поле. Поляна похожа на бетонный пол, с рытвинами. Повсюду разбросаны камни. Мне с моими болячками на таком поле играть опасно.

В понедельник вечером прибыл наш багаж. Возле поля стоял грузовик для полива. Полоса поля шириной примерно в двадцать метров утопала под водой. Остальная же его часть была, как и прежде, жестка, словно камень. На нем было опасно играть. Я рассмеялся. Мы все же провели тренировку, организация которой была из рук вон плохой. Как всегда. Чертов фарс. Как всегда, фарс.

Ли Карсли и Стив Финнэн получили травмы на так называемом поле. Такая подготовка никак не могла служить делу всей нашей жизни. Разве вы могли представить немцев, французов, итальянцев и англичан, работающих в таких условиях? Или испанцев, парагвайцев — всех, кроме ирландцев? Когда я вернулся в отель, то чувствовал себя опустошенным. С меня было достаточно. Это не для меня. Я не для этого тренировался в поте лица весь сезон.

В отеле я принял душ, чтобы остыть. Выходя из комнаты, я встретил Маккарти в коридоре.

"Можно мне с тобой поговорить, Мик?" — "Да, да, а в чем дело?" — "С меня достаточно. Я хочу домой". — "Что ты имеешь в виду?" — "Я уезжаю домой". — "Ты уверен в том, что правильно поступаешь?" — "Да, и не пытайся переубедить меня. Просто позволь мне уехать". — "А почему? Из-за меня, тренировок, поля?"

Конечно, мне следовало бы дать утвердительный ответ: из-за тебя, тренировок, из-за такой подготовки. Все это было позором. Но я этого не сказал.

"Нет, просто дело во мне. С меня достаточно". — "Отлично, отлично, — сказал он. — Что я должен сказать прессе?" — "Скажи им... проблемы личного характера".

Мы договорились, что Эдди Коркорэн (отвечающий за материально-техническое обеспечение) забронирует мне билеты на самолет. Мы ударили по рукам.

"Пусть все останется между нами тремя", — сказал я ему.

"Да, конечно", — согласился он.

Я пошел прогуляться. Когда я вернулся, ко мне зашел врач Мик Берн.

"Что случилось, Рой?"

"С меня достаточно, Мик. Я больше не могу это терпеть. Это не просто плохой сон — это самый страшный ночной кошмар. Я люблю тренироваться в полную силу, работать в полную силу. Мне нравятся шутки, ночное веселье, выпивка. Но это чемпионат мира…" Несколько минут мы просидели в тишине. "Я знаю, Мик, мне следовало бы подождать окончания чемпионата и прикусить язык".

"Рой, подожди, пока не пройдет чемпионат. Дай мне все исправить".

"На хрен, — ответил я ему. — Давай. Скажи Маккарти, что я подожду до конца турнира".

"Отлично", — сказал Мик.

Через две минуты Мик вернулся вместе с Маккарти. Тот был настроен довольно-таки агрессивно.

"Что происходит, Рой?"

"Я подумал, что мне надо подождать конца турнира. Я хочу остаться".

"Я позвонил Колину Хили, чтобы он прилетел и заменил тебя", — сказал он.

"Как быстро", — подумал я. Возникла пауза. Теперь я был несколько смущен. Мне нравился Колин, он отличный парень. Возможно, он заслужил своего часа.

"ОК, — сказал я. — Может быть, ты прав. Я улечу. Давай оставим все, как есть".

"Хотел бы я, чтобы ты подумал и обо мне", — сказал он.

"Мик, мне не по себе от всего происходящего. Я могу сказать по твоему поведению, что тебе по душе мое решение…" Но где-то глубоко в подсознании я думал, что, может быть, у меня есть право поменять решение, может быть, я заслуживаю привилегии сомневаться. Люди ведь часто меняют свои решения.

"Давай тогда все оставим, Мик, я возвращаюсь".

"Так, — ответил он. — Что бы ты хотел услышать от меня?"

"Ты тренер, тебе и решать".

Он ничего не сказал. Вышел из номера.

Да, я знаю, что поступаю по-детски, что не говорит в мою пользу. Но произошло то, что произошло. Я чувствовал, что мне нужно было выговориться. Я был нерешителен. Я отчаянно хотел играть. Но я не мог терпеть всякой чепухи. Из таких ситуаций никто не выходит героем.

Я вошел в номер Мика Берна.

"Скажи ему, что я ухожу".

На самом деле мне хотелось бы достойного и великодушного ответа: ты сделал ошибку, давай ее забудем.

Вскоре все узнали о случившемся. Мне позвонил из Англии Майкл. Мы поговорили. Я все ему рассказал. Он напомнил мне о последствиях моего ухода. Я же сказал ему, что, возможно, из-за того, что я останусь, возникнут свои, иные последствия. Я просто сойду с ума. Майкл попросил меня позвонить Алексу Фергюсону. Тренер держал связь с Майклом. Он все узнал. "Тренер в отпуске на Мальте, — сказал Майкл. — Позвони ему на мобильник".

"Нет, Майкл".

"Рой, ты должен это сделать для него".

Я разговаривал с тренером в течение получаса. Я рассказал ему обо всем. Он согласился, что все походило на фарс. Как и Майкл, он вновь заговорил о последствиях моего решения. Алекс Фергюсон также согласился с тем, что у меня есть право изменить свое решение.

Незадолго до восьми часов вечера в дверь кто-то постучал. Это был Мик Берн.

"Рой, у тебя есть три минуты, чтобы принять решение. Нам нужно отправлять факс с составом команды в ФИФА".

"Я остаюсь", — сказал я.

В обед на следующий день Маккарти созвал команду.

"В последние дни произошло много событий. Теперь мы должны забыть обо всем, нам нужно продолжать делать свое дело". "Да, — подумал я. — Я очень хочу играть на чемпионате мира. Прикуси язык".

Я согласился на два интервью с Томом Хамфризом и Полом Киммэджом. Я уважал этих двух ребят. С ними интересно общаться. Они задают интересные вопросы, под своеобразным углом, а не типа того: "Кто выиграет? А такой-то и такой-то хорошие игроки?" У них был талант интервьюера. Они задавали обычные вопросы. Я так же им отвечал. В четверг утром около 7.45 мне позвонил Том Хамфриз. Разница во времени с Дублином составляла восемь часов, и газета Irish Times вот-вот выходила в печать.

"Рой, могу ли я с тобой встретиться, чтобы просмотреть это интервью и убедиться в том, что в нем все изложено верно?" Я спустился, прочитал статью и дал положительный ответ. Я был признателен Тому, что он попросил меня об этом.

Статья появилась в четверг утром. В ней было точно передано все, что я чувствовал. Я полагал, что у людей в моей стране есть право знать правду. Тысячи из них купили дорогие туры, чтобы поддержать нас на чемпионате мира, мои родные братья и двоюродный брат также собирались прилететь. Для них эта поездка была главной в жизни. Еще миллионы будут наблюдать за матчами дома, как я в 1988 и 1990 годах. Заслужили ли люди к себе неуважительное отношение? Они потратили свои деньги, заработанные тяжелым трудом, на которые мы получали зарплату, а мы должны оскорблять их всеми возможными пиар-ходами. Может быть, нам следовало воздать им должное и оплатить долги. Как, например, объединиться и идти к поставленной цели. И рассказать им всю правду здесь и сейчас.

В качестве капитана Манчестер Юнайтед я часто делаю подобные заявления, когда считаю, что пришло время поведать публике о происходящем. Тайная завеса вокруг событий в сборной Ирландии висела слишком долго.

В 6.30 я пошел поужинать. За столом никого из руководителей не было. Нам сказали, что в 7.30 состоится собрание команды. Я отлично знал, что происходит. Статья Тома.

В 7.30 в ресторан пришел Маккарти. Остальные руководители команды также были с ним.

"Отлично, парни, нам нужно выдвигаться завтра в восемь часов утра. Пакуйте чемоданы и прикрепите к ним ярлычки. А пока мы все здесь, — продолжил он, — я бы хотел выслушать любого, кто хочет что-либо высказать о том, что ему не нравится". Я знал, к чему он клонит. Но я был спокоен — моя совесть была чиста. Ведь я рассказал ему обо всем с глазу на глаз. Как капитан команды я уже все сказал, и не было нужды повторяться.

Все чувствовали, что затевается скандал. Все знали, для чего проводится собрание. Он собирается разобраться со мною у всех на глазах. Будь взрослым.

Я был спокоен.

"Рой, тебе, кажется, что-то не нравится".

"Отлично, Мик, — сказал я. — Почему тебе нельзя было начать сразу с этого? Мы говорили об этом между собой. Почему бы нам не продолжить этот разговор отдельно от других?"

"Ты же это сам вынес на люди", — сказал он, держа газету со статьей Хамфриза у себя за спиной.

"Что ты имеешь в виду "вынес на люди"?"

"Это интервью в Times".

"Послушай, я видел это интервью. Я обещал Тому в воскресенье, что я дам ему интервью. Я разговаривал с ним вчера. Я не отказываюсь ни от единого слова. Интервью отличное".

"Ты пошел против своих партнеров, — повторил он. — Ты никогда не хотел играть за свою страну. Ты должен был поехать в Иран, а сам притворился, что получил травму, чтобы только не играть за свою страну". Теперь он вошел в раж.

"Ты знаешь, что это неправда, — ответил я. — Ты разговаривал с моим тренером, и ты знал, что я не был в форме перед матчем с Ираном в Дублине. Ты же сам поблагодарил меня за то, что я приехал в Дублин. Ты согласился, что 2:0 — отличный результат". Я был вне себя от ярости — он передергивал факты: "Ты же знал всю правду. Ты лжец!"

В этом плохом фильме я должен был стать плохим героем. Я сидел и выслушивал самые невероятные и гнусные обвинения. Я обвинялся в том, что симулировал травму. Нет, я не могу этого терпеть. От этого обманщика. Маккарти выбегает на поле после нашей ничьей с Португалией в отборочном матче и обнимает меня."Просто постой со мной, Рой, пятнадцать секунд. Пусть нас сфотографируют вместе. Я буду смотреться великолепно".

"Ты — гребаный козел. Я не считал тебя за хорошего игрока. Я не считаю тебя за хорошего тренера и я не считаю тебя за хорошего человека. Ты — гребаный козел и можешь засунуть себе этот Кубок мира в задницу. У меня нет к тебе никакого уважения".

"Если ты не уважаешь меня, я не думаю, что ты можешь играть в моей команде".

После этого я встал и вышел.