- Михаэль Баллак, вы не почувствовали пустоту после завершения карьеры?

- Напротив. Наконец-то я могу сам распоряжаться своим временем.

- Разве после 16 лет профессиональной карьеры вас не раздражает отсутствие четкого графика?

- Нет, я сознательно позволяю себе наслаждаться свободным временем. Еще с детства я все жертвовал ради спорта. Футбол занимал мои мысли семь дней в неделю и 24 часа в сутки. Теперь бы мне хотелось пожить немного без всяческих предписаний.

- Не скучаете по рабочим будням?

- Начиная с четырехлетнего возраста, я ежедневно играл в футбол. Из-за профессиональной карьеры я очень рано был во многом ограничен, многое мне было запрещено. Ты привыкаешь к такому положению вещей, даже находишь его очень удобным. Однако это затрудняет твое личностное развитие.

- В каких сферах Вы чувствуете недостаток знаний?

- Скажем так, времени на развитие других интересов помимо футбола практически не было.

- Вас в последнее время можно нередко увидеть на ярмарках и выставках современного искусства.

- Это мое маленькое увлечение. Моя бывшая супруга Симоне — очень творческая личность, и за прошедшие годы мы часто вместе посещали различные экспозиции. Сначала это был всего лишь интерес, но чем больше я имел с этим дело, тем сильнее было желание приобрести что-то красивое самому.

- Много тратите на искусство?

- Настоящее искусство стоит немало.

- Чем увлекает вас современное искусство?

- Тем, сколько способов выражения вещей оно предлагает. О вкусах, конечно, можно спорить сколько угодно.

- Что есть у вас дома?

- Картины и скульптуры. Я не устанавливаю себе определенные рамки. Просто пытаюсь просмотреть по максимуму и получить как можно больше вдохновения.

- У вас есть любимые художники?

- Несколько, но тут уже нужно вдаваться в детали.

- Мы внимательно слушаем.

- У меня есть привилегия – я лично знаком с несколькими известными художниками, и, что необычно, имел возможность побывать в их мастерских. Возможность заглянуть за кулисы приводит к тому, что ты все больше увлекаешься художниками и их творчеством. Удивительно, как неожиданно по-новому предстает работа только потому что меняются мысли автора.

- С кем из художников вы контактируете?

- Я не раз бывал в мастерской Нео Рауха. Ансельм Рейли мне импонирует тем, что работает с подручными материалами – от мусора и глины до листовой стали. Его мастерскую я также посещал, как и Георга Базелитца, одного из моих любимых художников, который живет со мной по соседству на Аммерзе. Несколько раз встречался с Давидом Шнеллем в Лейпциге, а с Розмари Трокель мы как-то гуляли по Нью-Йорку. Ее текущие выставки в Нью-Йорке и Лиссабоне – из разряда тех, которые стоит посетить.

- Кажется, для вас это уже больше, чем «небольшое увлечение».

- Чем больше я этим интересуюсь, тем больше мне хочется знать. Но кроме прочего искусство хорошо тем, что и от него я могу отвлечься. Я сам выбираю, насколько интенсивно я слежу за творчеством того или другого художника.


- Какие ощущения остались у вас от последних лет активной карьеры? Сейчас ваш переход в Байер в 2010-м выглядит как подготовка к выходу на пенсию.

- Так не должно было быть. Я возвращался туда с полной мотивацией. Однако первые полтора года получились нелегкими. С первого дня у меня не сложились отношения с Юппом Хайнкесом. Было такое впечатление, будто ему слишком поздно сообщили, что Михаэль Баллак переходит в Леверкузен.

- Переход был ошибкой?

- Человек всегда задним умом крепок. Внутренне я стремился в Леверкузен. Я знаю тамошнюю обстановку, моя семья очень дружна с Руди Фёллером, да и хотелось еще поиграть в Бундеслиге.

- Почему у вас не сложились отношения ни с Юппом Хайнкесом, ни с Робином Дуттом?

- Как вам известно, я раньше работал со многими великими тренерами, и со всеми ладил. Они давали мне ощутить, что рассчитывают на меня. Поэтому я был очень удивлен, когда в Леверкузене все оказалось иначе. Было очевидно, что я с самого начала не входил в планы Робина Дутта. По крайней мере, такой вывод можно было сделать из его интервью.

- Вы наверняка по-иному представляли себе завершение карьеры.

- Конечно, это было большим разочарованием — понимать, что уже не имеешь того значения, что раньше.

- Говорили о возможном трансфере в США или даже Австралию. Почему вы все же не пошли на это?

- Я не хотел бросаться в крайность. Передо мною и моими командами всегда стояли высокие цели. И долгие годы я играл за классные клубы, которые боролись за чемпионство. Уже переходя в Леверкузен, я опустил планку. Но даже при этом я не мог быть на первых ролях в команде. Это уж точно не могло подтолкнуть меня к новому переходу и дальнейшему снижению уровня. Тем более что теперь я чувствую себя полностью здоровым, и мои бывшие повреждения не дают о себе знать.

- Другими словами: карьера Михаэля Баллака не должна завершаться в чемпионате района?

- У меня три сына возрастом от семи до одиннадцати. В прошлом у меня было мало времени, чтобы поучаствовать в их воспитании. Я не хочу еще два года жить где-нибудь вдали от моих детей.

- Оглядываясь на свою жизнь, скажите, где вы были счастливее всего?

- Я везде себя отлично чувствовал. Мне тяжело сказать точно, когда я был в зените. Удобнее всего было в мой последний год в Баварии. Мне было под тридцать, я был на первых ролях в топ-клубе, был капитаном национальной сборной и был уверен в себе. В то же время именно это ощущение потолка и заставило меня поставить перед собой новую цель. Я легко мог продлить свой контракт в Баварии еще на три-четыре года, но я этого не хотел.

- Почему нет? С Баварией вы завоевали три чемпионских дубля.

- В отличие от нынешней команды, той Баварии еще не хватало класса, чтобы бороться за высшие места на международной арене. У клуба была другая философия, и в 2006-м было более-менее ясно, что Бавария не может биться на равных с Манчестер Юнайтед, Барселоной или Челси.


- Но и с Челси вам не удалось выиграть Лигу чемпионов.

- Несмотря ни на что, это было успешное и классное время. Лондон – грандиозный город. Меня приняли в команде, пусть вначале пришлось немного за это побороться. И у нас был очень дружный коллектив. Даже с учетом того, что, как вы говорите, с еврокубками не сложилось.

- Велико разочарование по этому поводу?

- Общее впечатление о лондонском периоде хорошее. Я с радостью ходил на тренировки и познакомился с великолепными людьми. Проигранный финал ЛЧ – это лишь эпизод, который теряется среди многих классных воспоминаний.

- В Лондоне вы уже не были в центре внимания прессы?

- Да. Тогда в Баварии мы с Оливером Каном, как лидеры команды, находились под особым наблюдением. Каждый день возникали какие-то истории, правдивые и лживые, интересные и скучные. В Англии все было немного приятнее, поскольку английскую прессу, как и немецкую, в первую очередь интересуют свои игроки. Сначала они брались за Джона Терри, Эшли Коула или Фрэнка Лэмпарда, а уже потом писали об Андрее Шевченко, Майкле Эссьене, Дидье Дрогба или мне.

- Когда на посвящении вы спели «Извини, я знаю, ты», это был самый ужасный момент в вашей карьере? (как известно, все новички Челси проходят своеобразный обряд посвящения, когда футболист должен спеть песню; Баллак исполнил вышеназванную жалостливую балладу Петера Корнелиуса – прим. Footabll.ua)

- Это не было настолько ужасно, но никто не понял ни слова.

- Вы подготовились к выступлению?

- Конечно, но я успел пропеть всего один куплет, потому что пел страшно, и вскоре меня забросали салфетками.

- Другие новички также выступали?

- Шеве повезло еще меньше. Он спел “We are the champions”, которую все поняли. В него уже с самого начала полетели салфетки.

- Описывая вашу карьеру, многие прибегают к клише «вечно второй». В то же время вы выиграли несколько титулов. Какой из них для вас самый важный?

- Ощущение успеха очень сильно зависит от ситуации. Несмотря на то, что я тогда еще не был игроком основы, чемпионство с Кайзерслаутерном в 1998-м было словно осуществление мечты. Я четырежды становился чемпионом Германии и трижды – обладателем кубка. Не хочу сказать, что эти титулы мне приелись, но победа в Премьер-лиге была для меня особенной.

- К теме особенных моментов: для вас одним из таких, наверное, является бронза чемпионата мира 2006-го?

- Честно говоря, я чаще вспоминаю чемпионат мира 2002-го. Восемь легендарных дней на острове Чеджу (там располагалась немецкая сборная во время мундиаля в Японии и Южной Кореи – прим. Football.ua) и наша легендарная вечеринка. Это было хорошее время. Команда была дружной, да еще и никто не ожидал, что домой мы вернемся вице-чемпионами.

- Чемпионат мира в Азии был вашим прорывом.

- Оба матча плей-офф против Украины возможно даже были важнейшими в моей карьере. Речь шла о престиже Германии, и СМИ нас просто терзали. Представьте себе, Германия впервые не квалифицируется на чемпионат мира. Мы находились под невероятным давлением. Я чувствовал, что готов к вызову – и все получилось.

- В тех двух матчах вы забили три мяча. После 1:1 в Киеве вы сказали: «Это был самый важный гол в моей карьере». Однако турниру 2006-го года пресса уделила намного больше внимания, чем ЧМ-2002.

- Видите, какое влияние может оказывать СМИ. Профессиональная команда в редких случаях действует по принципу «11-ти друзей» (распространенное в Германии понятие о единстве команды; впервые было упомянуто в книге о футбольной тактике Рихарда Гирулатиса (1920): «чтобы победить, вам нужно быть одиннадцатью друзьями» — прим. Football.ua).


- Все же вам доводилось играть в командах, в которых царила тесная дружба?

- Чем старше я становился и чем дольше играл, тем меньше я ощущал командное единство.

- В чем причина?

- Точно не в самих игроках, скорее в постоянно меняющейся ситуации в медиа. Пресса оказывает огромное влияние на футбол. Раньше если газеты наседали на кого-то из партнеров, мы всей командой на неделю-две отказывались от интервью. Теперь все не так.

- Почему же теперь команды не могут вводить подобные санкции?

- В отдельных случаях игроки попросту боятся.

- Чего же?

- Последствий медиа-эхо. Вам же лучше моего известно, что сегодня газеты, телевидение и Интернет пестрят такими заголовками, которые до этого были немыслимыми. И каждая большая история оставляет свой след в общественности.

- Как СМИ «наследили» вам?

- И спустя еще несколько лет некоторые люди при упоминании моего имени подумают: «Баллак? Это тот, который тогда имел проблемы с Лёвом». Детали конфликта быстро забываются. В итоге также неважно, кто был прав, а кто – нет. И футболисты извлекают из этого урок.

- И какой эффект имеют эти процессы?

- Игроки сборной хорошо продумывают, что может случиться, если они скажут то или это. Изменение, которое мне не по душе. Футболисту, таким образом, приходится сдерживаться. В моем случае это не прекращается даже теперь, после окончания карьеры.

- Что вы имеете в виду?

- Когда недавно в Испании меня задержали за превышение скорости, мне тут же позвонил один журналист и спросил: «Ты в кутузке?» До него эта новость дошла мгновенно. Одна итальянская газета даже написала, что меня вели в наручниках. Сейчас СМИ руководствуются таким принципом: сначала пишем, потом разбираемся.

- Про вас написано несчетное количество историй. Вы, наверное, обрели иммунитет к разного рода новостям, или все же временами это надоедает?

- Временами в самом деле было тяжело. Многие мне лично говорили, что суматоха, поднятая вокруг моего имени, иногда бывала невыносимой. Но я, по-видимому, обрел способность абстрагироваться в нужный момент и сосредотачиваться на существенном. Это не значит, что мне все равно. Иногда меня задевали за живое.

- Когда вы бывали сыты по горло?

- Никогда. Я слишком сильно люблю футбол. Я всегда был в состоянии переварить все, что обо мне писалось. Я знал, кем я являюсь, а кем – нет. Как-то я позволил себе выразить легкую критику по поводу обращения с одним заслуженным игроком…

- Вы имеете в виду Торстена Фрингса и завершение его карьеры в сборной…

- …и мне сразу же приписали ссору с тренером национальной сборной, а это была чушь. Я был капитаном, и одной из моих обязанностей было выражать свою позицию.

- Вы тогда сказали: «Уважение и порядочность – это наименьшее, на что может рассчитывать заслуженный игрок сборной». Вы увидели, что в будущем может ожидать вас самого.

- К счастью, то интервью я дал за два года до завершения моей карьеры в сборной. Что касается моего собственного ухода, я тогда занял оборонную позицию. Я никогда не вдавался в подробности этой истории, а ведь мог выступить намного жестче.

- Что вы имеете в виду?

- Я бы не хотел снова ворошить это дело, но в целом произошло то же, что и с другими важными игроками.

- Вы должны были понимать, что придет день, когда вы падете жертвой естественного отбора.

- К сожалению, я это понял лишь тогда, когда этот процесс уже шел полным ходом.


- Когда после фола Кевина-Принца Боатенга у вас случился разрыв синдесмоза, вы почувствовали, что это начало конца карьеры?

- Нет, сначала я понял, что теперь не смогу быть капитаном сборной на чемпионате мира в Южной Африке. Обычно это повреждение залечивается достаточно быстро. Но естественно это был надлом для меня, ведь я осознавал, что уже не сыграю на ЧМ. До того я только и думал о том, что завершу карьеру в сборной после ЧМ-2010.

- Это — худший момент вашей жизни?

- Сам фол не был мрачным моментом. Намного хуже было потом, когда я не мог играть, а журналисты и некоторые мои коллеги высказывали различные суждения обо мне. А я не мог ответить им ни лично, ни своей игрой на футбольном поле.

- Вы имеете в виду то, что после ЧМ-2010 утвердилось мнение, что без вас сборная играет лучше, чем с вами?

- Я имею в виду все аспекты этой ситуации. Подумайте только, до момента с травмой я был игроком основы Челси. Я не мог даже представить себе, что мое положение в сборной может настолько измениться без моего участия и получить кардинально новую оценку в обществе. Я посчитал это крайне неуважительным, и в том, что все выглядело именно таки образом я виню в том числе и прессу. Я исходил из того, что поправлюсь и смогу вернуться. Но своего шанса я не получил ни в сборной, ни в клубе. Потом я получил еще одну травму, и вышло так, что последние два года я, к сожалению, играл не в оптимальной форме.

- Что вы почувствовали, когда после ЧЕ-2012 на сборную в целом и Йоги Лёва в частности обрушился шквал критики?

- Я рад, что меня миновала чаша сия. То, что тренеру сборной приходится за все это отвечать является частью его обязанностей. Это также показывает, что футбольный бум в стране становится все больше. Еще в мое время он был достаточно велик, однако у меня складывается впечатление, что теперь он становится еще масштабнее.

- Вы любите футбол, но любите ли вы профессию футболиста?

- Это нелегкая профессия, в первую очередь потому, что не всегда дела идут в гору. Девяносто процентов моей карьеры прошли прекрасно, но то, сколько для этого было приложено усилий, сколько всего выдержать, чтобы пробиться – со стороны все это невозможно заметить. Было много матчей и ситуаций, в которых моя карьера могла пойти наперекосяк из-за незабитого гола или плохой игры. Я также понял, что со многими игроками в случае неудач поступают несправедливо.

- Во время общего ежегодного собрания Баварии в 2005-м году Карл-Хайнц Румменигге поведал, что вы отказались подписывать новое соглашение с клубом.

- Я тогда не отказал Баварии, просто еще не принял окончательного решения. Когда такой человек как Карл-Хайнц Румменигге делает такое заявление, он знает, что фактически провожает игрока из клуба. Это все политика. Разобраться в такой ситуации и остаться сильным непросто – даже когда речь идет о смене клуба. Этот случай также демонстрирует, насколько хорошо Бавария умеет работать с прессой и как хитро использует свое влияние. К счастью, со спортивной точки зрения я всегда мог дать ответ. Но бывают люди и с характером помягче, которые в таких ситуациях ведут себя по-другому и не выдерживают давления.

- В современном футболе профессиональные игроки подвергаются огромному психологическому давлению.

- Иногда не успел и глазом моргнуть, как какой-нибудь игрок, который только что был героем, уже считается последним засранцем. Человеку приходиться с этим справляться. Себастиан Дайслер был первым игроком, который признался в своей депрессии еще в игровые годы.

- Вы знаете других игроков, которые быстро ломались под давлением?

- Футбол на высшем уровне не терпит, когда игроки показывают свою слабость. Так что крайне редко кто-то делится этим со своими партнерами. Однако, думаю, что такие случаи участятся, и поскольку давление постоянно растет, игроки сейчас более расположены к открытости. Когда-то давление будет настолько высоким, что иначе будет просто нельзя. Такое случается и в других профессиях, но мало кто может себе представить как это, находиться под постоянным вниманием СМИ. Профи никогда не может позволить себе расслабиться, он всегда должен думать над тем, что делает.

- Не навредило ли вашей карьере то, что уже в молодые годы вы считались звездой? Райнер Кальмунд называл вас «младшим Кайзером», тренер сборной Руди Фёллер говорил, что вы – «один из лучших игроков, которых когда-либо имела Германия».

- Нет, меня это не обременяло.

- Вы выросли с этой уверенностью в себе?

- В молодежной команде я часто был лучшим. Я знал, что даже со средней игрой останусь лучшим игроком. Но скачок от юношей к взрослым был нелегок. Я долго сомневался в том, смогу ли стать профессионалом. Сегодня молодые игроки лучше к этому подготовлены. Марио Гётце и Марко Ройс уже в 18 лет выдерживали физические нагрузки профессиональной команды. Мне в их возрасте понадобился год-два для того, чтобы физически играть на одном уровне со старшими.

- Что бы вы делали, если бы не смогли стать профи?

- У меня было законченное среднее образование. Наверное, пошел бы изучать что-нибудь.

- Историю искусства?

- Может быть архитектуру, она меня всегда интересовала.

- Несмотря на вашу репутацию, в 2000-м году Гюнтер Нетцер предсказывал, что вы никогда не сможете исполнять роль лидера. Он сказал, что образование, полученное в спортивной школе ГДР, есть тому причиной: «Там превыше всего был коллектив, гению дорога была заказана».

- Интересно, правда? В начале своей карьеры я считался слишком командным игроком, а в конце – чрезмерным индивидуалистом. После ЧМ-2010 многие задавались вопросом, смог ли бы я вообще сыграться с этой сборной. Теперь я над могу только посмеяться над этим. Но когда ты оказываешься в подобной ситуации, нужно сразу же реагировать на нее, ведь такие темы привлекают немало внимания.

- Во время ЧЕ-2012 вы впервые пошли по стопам Нетцера и были ТВ-экспертом для ESPN. Хотели бы работать на ТВ на постоянной основе?

- Может быть, некоторое время.

- ТВ-эксперты очень быстро приобретают славу всезнаек. Вам разве не больше по душе применение знаний на практике, в тренерской работе?

- Играя на стратегически важной позиции, мне всегда приходилось анализировать ситуацию на поле. Не исключено, что когда-нибудь я буду работать тренером. Однако мне также известны и неприятные стороны этой профессии, и на примерах многих моих тренеров понял, чего она требует.


- Кто из тренеров больше всего повлиял на вас?

- Кристоф Даум. Он определенно был самым важным моим наставником. Когда я начал работать c ним в 22-летнем возрасте, за моими плечами был всего один полный сезон в качестве игрока основы в Кайзерслаутерне. В Леверкузене я хотел сделать следующий шаг. Я не был уверен, удастся ли мне это с первого раза, но Даум сделал ставку на меня. Благодаря этому я получил настолько мощный толчок, что потом под руководством его сменщика Клауса Топмёллера провел, пожалуй, лучший сезон в своей карьере.

- Вам довелось поработать с различными типами наставников: от Отто Рехагеля и Жозе Моуриньо до Юргена Клинсманна. Работа с Феликсом Магатом принесла меньше всего удовольствия?

- Я бы так не сказал. С ним мы взяли два золотых дубля кряду, а успех всегда приносит удовольствие. Магат был очень важен для Баварии, несмотря на свои особенности.

- Что вы имеете в виду?

- Он – тяжелый человек. Как игрок я мог на него злиться и выпасть из обоймы, а мог попытаться использовать его философию, чтобы стать лучше.

- Швайнштайгера Магат мотивировал тем, что на первой же тренировке по возвращению с ЧЕ-2004 спросил Бастиана, кто он вообще такой.

- Со мной он такого не проделывал (смеется). Но когда тренеру приходится постоянно мотивировать группу из 25-ти человек, такие штуки иногда не помешают.

- Вы ладили с Магатом?

- Да. Конечно, бывали такие дни, когда мне от него блевать хотелось. Но это потому, что я тогда еще не привык к его тренировкам. Но успех показал, что Магат многое делал правильно. А настоящему профи нужно приспосабливаться к условиям, в которых он находится.

- Вы стали первым игроком из Восточной Германии, которого ценили во всей стране. Как в начале 90-х Вы себе представляли вашу жизнь в новой Германии?

- Вообще никак. О карьере профессионального игрока я мог разве что мечтать, но ни в чем не был уверен.

- Кто был вашим кумиром в сборной, которая выиграла ЧМ-1990?

- Я никогда не думал об этом. В той команде было много различных характеров, каждый из которых мне в какой-то мере был симпатичен: Маттеус, Фёллер, Клинсманн, Бреме…

- После того триумфа в Риме у вас не возникла мечта стать первым игроком объединенной Германии, который поднимет над головой Кубок мира?

- Я всегда строил свою карьеру шаг за шагом. В то время пределом моих мечтаний было попадание в первую команду Хемнитцера.

- Как это — быть футбольным символом объединения?

- В любом случае, это звучит красиво и заставляет меня гордиться. Все-таки я стал первым капитаном сборной из Восточной Германии.

- В юности вашим кумиром был Рико Штайнманн, который, перейдя из Карл-Маркс-Штадта (нынешний Хемнитц – прим. Football.ua) в Кёльн, так и не смог реализовать себя в западнонемецкой футбольной среде. Что было у вас, чего не имел Штайнманн?

- Я не могу сказать, поскольку никогда не играл вместе с ним. Конечно, я по-другому привыкал к системе. Он уже в ГДР был топ-игроком, многие из его поколения не смогли держать свой уровень на западе страны. Я тоже засомневался в себе, когда, перейдя из Хемнитцера в Кайзерслаутерн, первые полгода провел на скамье запасных. Мне было настолько плохо, что я каждые выходные ездил домой, потому что тосковал за своими родными и друзьями. Даже думал о том, чтобы вернуться в Хемнитц.

- В сборной игроки получали прозвища «Бомбер», «Кайзер» или «Босс». Вы в памяти болельщиков останетесь как «Капитано».

- Могло быть и хуже, правда?

- Вас так и в команде называли или это придумал Юрген Клинсманн?

- Он это начал, но многие игроки подхватили это прозвище. На тренировках чаще всего меня звали по прозвищу «Балле», но вне поля называли и «Капитано».

- После того, как сборная проиграла Италии в полуфинале ЧМ-2006, вы сказали: «Если бы мы стали чемпионами мира, все было бы совсем по-другому. Это было бы то, что навсегда осталось бы с нами». Что остается после футболиста Михаэля Баллака?

- Титулы иногда переоценивают. Конечно, Лотар Маттеус всегда будет ассоциироваться с 1990-м. А вот какие титулы приходят вам на ум при воспоминании о Гюнтере Нетцере, Луише Фигу или Йохане Кройфе? Или, может, вы сразу думаете о том, как эти игроки вели себя на футбольном поле? О том, в какой футбол они играли и как вели вперед свои команды?

- То есть в вашем случае?..

- Я надеюсь, что останусь в памяти болельщиков как особенный футболист.

Беседовали Тим Юргенс и Филипп Кёстер, 11Freunde
Перевод Андрея Курдаева, Football.ua