В 2010 я сел на самолет в Буркина Фасо.

Это был один из самых страшных моментов в моей жизни.

За три года до этого, когда мне было 13, мне пришлось покинуть школу, чтобы попытаться стать профессиональным футболистом. Это действительно огромный шаг в Кот-д'Ивуаре. Если вам пришлось жить в маленьком деревянном доме в Абиджане, как моей семье, вы делаете огромную ставку на образование. Это практически единственный ваш путь к хорошей жизни, которая будет означать теплую постель и еду на столе. Так что когда я принял такое решение, мой отец поначалу был против.

Но теперь меня пригласили на турнир в Буркина Фасо, где должны были присутствовать скауты европейских клубов. Это был мой шанс стать профессионалом.

Lifebogger

Вся моя жизнь была на кону в этом полете. Я должен был сделать это.

Но я сел на самолет, и это преисполнило меня страхом, никак не связанным с футболом.

Когда меня пригласили на турнир, я спросил у отца, как мы будем туда добираться. И не мог поверить услышанному. "На самолете?". Буркина Фасо рядом с Кот-д'Ивуаром, но какой-то умник решил нас запихнуть в металлический цилиндр и запустить в небо, надеясь, что мы все приземлимся живыми.

Я никогда раньше не летал на самолете.

Когда я сел на борт, ощущал себя так, будто на кону моя жизнь. Я так нервничал. Персонал сказал пристегнуть ремни. Но как? Там не было кнопки! "Поднимите кресло", — сказали они. Поднять как?

Все люди вокруг пытались найти свои места. Самолет начал издавать скрипящие звуки. Эммм… это нормально? Моторы ревели так, будто мы готовимся к запуску в космос. Я посмотрел рядом и увидел ребенка, который тоже летел на турнир – и тоже был в самолете впервые. Он выглядел еще более напуганным, чем я, и я понимал, почему. Он сидел возле окна.

Самолет начал разгоняться по взлетно-посадочной полосе. Мы перестали смотреть друг на друга и Фото Эрика Байипопытались совладать со своими собственными страхами. Я вцепился в свое кресло и решил просто уставиться взглядом вперед. Постоянно твердил себе: "Я не двигаюсь, я не двигаюсь".

А затем мы взлетели. И по какой-то причине, страх исчез. Я откинулся, открыл окно и увидел, как Абиджан исчезает из поля зрения. Попытался найти взглядом наш дом и улицы, на которых обычно продавал телефоны и сигареты. Но все, что я увидел, был аэропорт, в котором я только что попрощался с отцом.

Не думаю, что в тот момент он понимал, как далеко его сын может зайти с этими футбольными штучками. Если честно, то и я сам не понимал.

Но этот полет должен был все изменить.

Почему я вам это все рассказываю? Как вы можете знать, я уже некоторое время травмирован. Не играл в футбол с тех пор, как повредил колено в апреле. Это было сложно. Мне было больно, я ходил на костылях. Никогда раньше у меня не было таких операций. Очень неприятно осознавать то, что как бы упорно ты ни работал, твое тело в любой момент может тебя подвести.

Но я всегда был к этому готов. Эта травма – часть ненастоящей жизни. Я имею в виду, что жизнь профессионального футболиста – это пузырь, который имеет очень мало общего с жизнью обычных людей. Конечно, быть травмированным тяжело для меня, как для профессионального игрока, но все, что я переживал ребенком в Африке, было труднее. Этот простой помог мне оглянуться назад и осознать, как я сюда попал.

И то, что приходит мне в голову, отсылает меня к этому полету в Буркина Фасо.

Эрик Байи, Getty Images

Вы все знаете о моей "фэйковой" жизни. Теперь позвольте мне рассказать о настоящей.

Даже сейчас я воспринимаю как небольшое чудо, что я оказался на том самолете. И не потому, что я был одним из очень немногих приглашенных на турнир игроков, но потому, что мне позволили попытаться построить футбольную карьеру в первую очередь.

Когда мне было девять, я ходил в школу и играл в футбол на улицах, как большинство мальчишек. Еще я помогал своей матери, Апполине, с разными вещами по дому. Всегда было так. Своими небольшими силенками я пытался помогать другим. Двое из нас жили с моим старшим братом Тьерри в маленькой деревушке под названием Бингервилль. Мой отец Десире с моей сестрой Анной, был в столице Абиджане, пытаясь найти работу. 

Когда отец устроился на работу, мы все перебрались в Абиджан. Там мы были счастливы. Но глубоко внутри я не хотел больше ходить в школу. Когда бы я ни играл в футбол с друзьями, ощущал, что способен на большее. Стать профессионалом. Возможно, отправиться в Европу.

Но в Кот-д'Ивуаре крайне маловероятно, чтобы отец позволил своему сыну бросить школу ради футбола. И если и был человек в стране, который точно бы этого не разрешил, то это точно был мой отец. Он говорил, что играл в футбол сам, но в те времена на первом месте была школа, иначе бабушка с дедушкой его бы поколотили.

К слову, мой отец работал учителем в начальной школе.

У него твердый характер. Дисциплинированный. Строгий. Старых устоев. Он всегда хотел для меня лучшего, и в детстве это было смирение и труд. Когда я приходил домой, он всегда доставал меня, заставляя что-то делать. Особенно уборку.

- Эй, Эрик, помоги матери убраться в залле.

- Эй, Эрик, ты почистил мебель?

- Эй, Эрик, почисть телевизор.

Каждый день он приходил с работы, плюхался на диван в гостиной и включал телевизор, чтобы посмотреть новости. У него был свой личный диван, на котором никто другой не мог сидеть! Типичный отец, знаете? В Кот-д'Ивуаре всегда так! На диване было место для двоих, но это был его и только его диван.

Если отец приходил домой поздно, то обычно это было потому, что он повстречал кого-то из друзей. Они встречались по вечерам, когда солнце уже село, а работа была закончена. Каждый по соседству занимался своими делами. Девочки играли в игры, мальчики пинали мяч, женщины разговаривали, а такие мужчины, как мой отец, играли в шашки.

Фото из личных архивов Эрика Байи

Однажды, когда мне было 13, отец удивил меня. Он сказал, что если я хочу играть в футбол, я вправе делать то, что пожелаю. Не думаю, что он хотел говорить мне это, но у нас в семье родился новый мальчик, Артур, уже четвертый. Мои родители опасались, что у них может не хватить денег на всех. И так как школа была платной, отец сказал, что если я верю в свои силы, могу попытаться.

Я был так благодарен. Я думал, что должен воспользоваться этим. Даже не переживал о том, чтобы пробиться в Европу. Просто хотел стать профессионалом, чтобы футбол был моей работой.

И еще я хотел помогать семье.

Я начал в тренировочном центре. Тренировался в девять утра, затем ехал на автобусе домой, чтобы поесть и отдохнуть. Иногда приходилось прятаться от матери, потому что она волновалась, что если я приду в полдень, могу схватить тепловой удар. Затем я шел продавать вещи на улицах, присоединяясь к своим друзьям. Нам повезло, что у нас всегда было дома что покушать, но я не хотел полностью зависеть от родителей, так что продавал б/у телефоны и сигареты на черном рынке.

После долгого дня я возвращался домой и видел отца сидящим на диване.

"Эй, Эрик, помоги матери убраться на кухне".

На этом этапе отец не уделял особого внимания моей карьере. Он смотрел профессиональный футбол, особенно сборную Кот-д'Ивуара и Челси, где играл Дидье Дрогба. На мои матчи он не приходил.

Дидье Дрогба, Getty Images

Но однажды, когда мне было 14, я играл на турнире, где моя команда дошла до финала. Много людей наблюдали за событиями на полном грязи поле. Я играл действительно хорошо, после матча ко мне подходили люди, чтобы поздравить. Один из них, мой друг, сказал: "А, кстати, твой отец приходил посмотреть".

Я спросил: "Что ты имеешь в виду?"

"Да-да, он пришел, чтобы увидеть, как ты играешь. Он ушел сразу после матча".

В тот вечер я пришел домой и увидел отца на диване. "Садись, — скомандовал он, имея в виду пол. – Я видел, как ты сегодня играл…"

Я посмотрел на него.

"Люди говорят, что ты хорошо играл, — продолжал отец. – Но я даже не знаю, хм… другие игроки были ужасны!"

Он снова меня бесил.

Он никогда бы не сказал, что я хорошо сыграл, понимаете? Даже когда я знал, что это так. Но после того дня он стал уделять моей игре больше внимания.

Два года спустя я играл на турнире, лучшие футболисты с которого отправились бы в Буркина Фасо представлять Кот-д'Ивуар. Меня выбрали… и слава Богу, самолет благополучно приземлился. Как только я туда добрался, я спросил, когда мы будем лететь обратно. Я уже волновался о пути назад!

Но я также знал, что многое стояло на кону. На турнире страны играли друг с другом: Кот-д'Ивуар, Буркина Фасо, Мали, Нигерия, Камерун. Нам сказали, что там будут скауты из Вильярреала, Торино, Эспаньола и еще какой-то французской команды тоже.

Я чувствовал, что сыграл там хорошо. После четырех дней матчей мы все отправились домой к семьям, а организаторы провели финальную встречу. Нам сказали, что нашим тренерам позвонят, если какой-то из клубов проявит интерес. Я сел на самолет в Абиджан, надеясь, что кто-то наберет моего тренера.

Прошло несколько недель.

Теперь отец смотрел все мои игры. Каждый по соседству слышал, что я был на турнире в Буркина Фасо и, думаю, он начал понимать, что из его сына действительно может что-то получиться. Когда он снова встретился с друзьями поиграть в шашки, они тоже знали о турнире. "Так твой сын играет в футбол, да?, — спрашивали они. – Ты должен о нем заботиться".

Lifebogger

Однажды, вскоре после этого, мы с сестрой вернулись откуда-то домой. Мама готовила на кухне раньше обычного. Вдруг я увидел, как старший брат вбежал в гостиную. Странно. Отец сидел на диване, и я ожидал обычного поручения что-то убрать. Но он не сказал ничего. Просто улыбался.

Я пошел в комнату переодеться. Когда вернулся, отец поставил руку на подушку рядом с ним. "Подойди и сядь здесь", — сказал он.

В смысле вот на этом самом диване?

Я сел. Ткань чувствовалась практически новой, в отличие от подушки на стороне отца, которая вытерпела не один год матчей Челси и сводок новостей. Мама пришла из кухни и села рядом с нами. Старший брат сидел на полу. Это было похоже на семейную встречу – но единственным человеком, которого они позвали, был я.

Я был уверен, что сделал что-то очень неправильное.

"Все в порядке", — сказал отец. Он любил поговорить, особенно когда ощущал власть. А сейчас он говорил, будто судья, собирающийся вот-вот ударить молотком.

"К нам приходил твой тренер. Он только что ушел, но он был здесь, обедал с нами. У него были для нас новости".

"Какие новости…?", — спросил я.

"Ну, ему звонили из клуба…"

Я начинал нервничать. "Какого клуба?!"

Мама начала смеяться. "Успокойся", — сказала она.

спокоен!".

"Итак…, — продолжил отец. – Этот клуб хочет, чтобы ты приехал на трехмесячный просмотр".

"Какой клуб???"

"Эспаньол".

Я вскочил с дивана и схватил маму. Обнял отца. Слезы текли по лицу. Я повторял: "Не могу поверить, не могу поверить".

Это был самый счастливый день в моей жизни. Вот он, мой путь в профессиональный футбол. В Испанию! В ту ночь уснуть было невозможно, просто невозможно. Отец приказал всем не распространяться о новости, потому что если бы соседи узнали, они бы все пришли праздновать, пусть даже это и был просто просмотр. Но я был настолько растерян, что даже не обратил внимания. Просто повторял себе одно и то же: "Этого не может быть… этого не может быть".

Оказалось, действительно не может.

Вскоре после этого в Кот-д'Ивуаре вспыхнула война.

В тот год у нас прошли первые за 10 лет выборы. Короче говоря, двое политиков не могли сойтись во мнении, кто действительно их выиграл, и это спровоцировало насилие по всей стране. Одним из многих последствий стала блокада аэропорта в Абиджане – я не мог полететь на просмотр в Испанию.

Это убивало. Казалось, что моя мечта разрушена.

И что теперь делать?

Я был без понятия, получу ли еще один шанс в Эспаньоле. Но у меня было слишком много о чем переживать, чтобы даже думать об этом. В кризис стало тяжело купить еду. Мне нужно было идти и нести домой питьевую воду в ведре, которое я ставил на голову. Родители, сестра, братья – мы все страдали. И все же, многим пришлось еще тяжелее, чем нам.

Война продлилась несколько месяцев. Когда она закончилась, я услышал, что Эспаньол по-прежнему во мне заинтересован. Они не забыли про меня.

Эрик Байи, Getty Images

Спустя десять месяцев после того, как меня заметили в Буркина Фасо, я отправлялся в Испанию на просмотр.

Я был так благодарен. Большинство в Эспаньоле никогда не видели меня лично, только на каких-то видео, записанных в Буркина Фасо. Они могли бы сказать: "Ладно, этот пацан не приехал, давайте поищем другого. В Африке много талантов, да?"

Но я понимал, что это по-прежнему всего лишь просмотр. Контракт мне не предложили. Если я не смогу его заполучить, путешествие в Буркина Фасо окажется бесполезным.

Когда я отправлялся в Европу, вся семья пришла проводить меня в аэропорту. За день до этого я чувствовал себя нехорошо, потому что никогда не бывал так далеко от дома. Это не короткое путешествие в соседнюю страну – а полет на три месяца в Европу, одному. Это много для человека, который привык всегда быть с семьей. В аэропорту мы все плакали.

В тот момент три месяца казались тремя годами.

Больше всех волновалась мама. Она по-прежнему воспринимала меня как ребенка, и в этот раз волновалась, что я замерзну. "Мама, ты никогда не бывала в Европе, и ты утверждаешь, что там холодно?"

Она ответила: "Нет-нет, но я видела по телевизору, что там очень холодно".

Вот поэтому я стоял в аэропорту Абиджана в зимней куртке, и пот из меня лился рекой.

Лететь было страшно. Это был не африканский самолет. Я летел на Air France до Парижа в бизнес-классе. Я растерялся. "Садитесь здесь", — сказал мне какой-то мужчина. Перед моим сиденьем был телевизор, но я не притронулся ни к одной кнопке, потому что боялся сломать что-то в самолете. Я решил просто поспать.

Когда я приземлился в Париже, нужно было найти следующий самолет, в Барселону. Я взял с собой только рюкзак, потому что не хотел подвергаться еще большему стрессу с багажом. Мои инструкции были простыми: приземлись, найди свой самолет и лети!

Каким-то образом мне удалось найти нужный гейт. Когда я прилетел в Барселону, сделал глубокий вдох и поблагодарил Бога, что долетел. Теперь все было хорошо, ну или я так думал.

Но Барселона так сильно отличалась от Абиджана. Куда бы я ни глянул, там были огни. Машины. Шум. Никто не приветствовал друг друга на улице. Пфф, так это и есть Европа, да? И холод! Это был декабрь – всегда теплый месяц в Кот-д'ИвуареХолод был невыносимым. Мама была права.

Я знал, что должен быстро адаптироваться. К счастью, после месяца клуб сказал мне: "Окей, мы увидели достаточно. Ты нам нужен".

Ко второму месяцу я подписал контракт с Эспаньолом.

Я это сделал. Я стал профессиональным футболистом.

Когда я вернулся в Кот-д'Ивуар, все были так счастливы. Вся семья праздновала. Отец был вне себя от радости. Он даже пошел на кухню приготовить курицу! Затем я вернулся в Испанию, чтобы присоединиться к юношеской команде Эспаньола.

Когда я получил первую зарплату, я сделал банковский перевод своей семье.

Затем все завертелось очень быстро. Я присоединился к Эспаньолу в 2011, а три года спустя дебютировал за первую команду. Потом провел 18 месяцев в Вильярреале и внезапно я уже играл за Манчестер Юнайтед. Примерно за пять лет я проделал путь от продажи сигарет на улицах Абиджана до игры за самый большой клуб в мире.

Эрик Байи, Getty Images

Реальность перевернулась с ног на голову. Теперь все видели во мне звезду, селебрити. У меня где-то два миллиона подписчиков в Инстаграме. Я знаменит на родине.

Но, конечно же, ничто из этого не реально.

Все это ненастоящее. Фэйковая жизнь.

Такая жизнь практически неизбежна, когда ты футболист такого уровня. Я говорю не про МЮ как клуб, но обо всем вокруг этого. Люди, которые говорят, что им нравится, как ты играешь, а затем они же критикуют тебя за спиной. Люди, которые принижают себя, просто потому, что ты играешь за Юнайтед, которые видят в тебе футболиста, а не личность.

Мне это не нравится. Да, я играю за Юнайтед. Но я по-прежнему просто Эрик.

Эрик Байи, Getty Images

Пожалуйста, относитесь ко мне как к Эрику.

Конечно, я благодарен, что у меня такая жизнь. Я стольким пожертвовал, чтобы к этому прийти и я знаю, что многие не могут позволить себе еду на столе, особенно в моей стране. Я ощущал гордость, что могу привезти семью в Европу, чтобы они посмотрели, как я играю.

Но очень важно оставаться скромным, оставаться обычным человеком. Мама всегда учила меня этому. Однажды ты постареешь или тело тебя подведет, и тебе придется закончить карьеру. И что ты тогда будешь делать? Что у тебя останется.

Тогда ты возвращаешься к настоящей жизни, и для меня это о простых вещах. Лучших вещах. Это гулять по Манчестеру с моей женой, Ванессой и старшим сыном, Йоаном.

Эрик и Ванесса Байи, Getty Images

Это пригласить Хуана и Поля на ужин, точно так же, как я приглашал своих друзей в Абиджане.

Это вернуться в Кот-д'Ивуар, чтобы увидеть друзей и родных или увидеть, как дети играют на улицах, женщины разговаривают, а мужчины заняты шашками.

И, прежде всего, это семья.

Она тебя не подведет.

Никогда.

Эрик Байи, The Players Tribune